Саломея Вейн - Шалость Эрота

Крал и краду не ради денег (мне они без надобности), а из азарта. Чем сложнее задача, тем сильнее мне хочется ее решить.

Да, часики на твоей руке, кстати, тоже ворованные. Я их буквально только что умыкнул для тебя из сейфа любовницы одного твоих современников-миллиардеров. Что там завтра утром будет твориться! Обязательно нужно будет слетать посмотреть.

Чтят меня не только воры, но и купцы, и дипломаты. Это для людей политические конфликты и экономические кризисы – горе и слезы, для меня это лишь головоломки, которые интересно распутывать. Меня не волнуют страдания людей. По мне, чем сложнее задача, чем глубже проблема – тем лучше. Иногда я сам помогаю людям все запутать, чтобы головоломка казалась вообще нерешаемой. И тогда, когда все уже в сотый раз вспоминают пресловутого пушного зверя из пяти букв, я вступаю в игру и сам начинаю двигать фигуры.

Еще одна моя черта – непоседливость. Когда ничего не происходит, мне становится скучно и отправляюсь на поиски приключений. Поэтому помогаю таким же, как я: путешественникам, игрокам и авантюристам.

Я хороший гимнаст, своим покровителем считают меня и легкоатлеты.

Благодаря своей подвижности и мобильности, стал главным по связям и коммуникациям, служу посланцем Зевса, славюсь красноречием и способностью убедить кого угодно в чем угодно.

И еще я извращенец. Возможно, тебя это признание шокирует, и ты не понимаешь, зачем тебе это знать, но я хочу, чтобы ты хорошо себе представляла, с кем имеешь дело.

Любовь и секс для меня тоже своего рода игра, причем азартная. Я могу овладеть почти любой земной женщиной или прекрасной нимфой, не встретив сопротивления. Но это слишком просто, а потому неинтересно. Меня больше прельщает игра и борьба, да и брать женщин я предпочитаю как-нибудь необычно, каждый раз по-новому. Меняю позы, места, изобретаю новые ласки. Многое из того, что общество сочтет извращением, мною испробовано, причем неоднократно и во множестве вариаций, и все это мне интереснее, чем банальное сношение в любой из стандартных поз.

Ты для меня – своего рода экзотика, мне пока не приходилось заниматься любовью со смертной из твоего времени. Вероятно, из-за этого мне хочется иметь тебя в любом месте и в любой позе, лишь бы иметь. И поэтому я устроил тебе этот контракт. Но мне важно, чтобы ты сама захотела моих ласк, поэтому не собираюсь ничего от тебя требовать, и отказ не повлияет на наши деловые взаимоотношения. Ты ничем мне не обязана и вправе вести себя со мной так, как считаешь правильным, я не обижусь и не стану мстить.

– Не знаю, зачем я все-таки рассказал тебе о себе все, да еще и откровенно. Мог бы наплести что угодно, и ты бы поверила. Но почему-то с тобой мне хочется быть самим собой, настоящим, – закончил свою речь Гермес. Потом он вдруг сильно посуровел в лице, нахмурился и зло процедил: «Почему-то? Кажется, я знаю почему. Пойду отыщу этого постреленыша, надеру ему уши и заставлю все исправить».

Затем он, явно стараясь не срывать зло на мне, пожелал спокойной ночи и торопливо удалился.

«Какого постреленка? За что драть уши? Что нужно исправить?» – думала я, засыпая.

Я оттолкнулась ногами от облака и воспарила. Он легко, как будто лыжник по трамплину, скользнул по воздуху ко мне навстречу. Я протянула к нему руки, он взял их и властно притянул меня к себе. Не знаю, почему мы, вопреки всем законам физики, остались на месте, повиснув в небе, когда он ловко и решительно вошел в меня. Ощутив в себе его мужской орган, горячий, нежный и одновременно твердый, я застонала и запрокинула голову. Он двигался во мне уверенно и ритмично, с каждым толчком подгоняя к вожделенному финалу. Но стая птиц пролетела рядом, щебеча и выводя звонкие трели, и я проснулась, так и не достигнув конечной точки.

Я лежала обнаженная, бесстыдно раздвинув ноги, и меня мучило стойкое ощущение, что мое лоно мгновение назад не было пустым. По пещере порхала чудесная птичка, щебеча и выводя трели – она и разбудила меня так не вовремя. Но вставать, похоже, и вправду было пора. Я конфузливо свела ноги, как будто кто-то мог видеть это бесстыдство, и подумала, что надо будет спросить у кого-нибудь простынь или сорочку. Немного понежилась, вспоминая сладкий сон, потянулась и встала.

В стене за тонкой занавеской были две ниши, которые, как я выяснила еще вчера, имели сантехническое назначение. В одной из ниш был душ, включающийся по моему желанию. Я освежилась и вернулась в спальню. «Да, и полотенце надо бы попросить», – подумала я. Холодно, конечно, не было, но я не очень люблю чувствовать себя мокрой.

Я взяла в руки сандалии и босиком, чтобы не натирать израненные ноги еще сильнее, направилась к Гефесту. Встречаться с ним мне не хотелось, и если б обновка причиняла мне лишь небольшой дискомфорт, носила б ее без починки. Но дальше так продолжаться не могло. Из-за того, что сделанные Гефестом для моих самостоятельных полетов босоножки с крылышками безжалостно натирали мне ноги, я неоправданно редко летала на землю, хотя общественные связи с лидерами мнения и летописцами налаживать нужно было позарез.

В первом полусамостоятельном полете меня сопровождал Гермес, на котором была аналогичная обувь, но, по видимости, более удобная. Уже на полпути к земле я поняла, что крылатые сандалеты трут, причем сильно.

Променад до таверны, где нас ждал осведомитель Гефеста, передающий ему слухи и сплетни о богах, стоил мне неимоверных усилий. При этом я старалась идти бодренько, чтобы Гермес не заметил, что кожа на лодыжках у меня содрана до крови, и не предложил обратно отнести меня на руках, как в прошлый раз, когда я разомлела в его объятьях. Допустить такого я не могла, особенно после его признания в том, что он поставил перед собой цель меня соблазнить и всячески надо мной поизвращаться.

На обратном пути я уже прихрамывала, моля бога, чтобы Гермес не обратил на это внимания. Когда мы вернулись на Олимп, оказалось, что он заметил все, но, как и обещал, благодушно позволил мне мучить себя, не прося у него помощи. Он принес мне баночку с каким-то снадобьем. Герма сам хотел смазать мне раны, но я отказалась – уж с этим-то я точно справлюсь сама. Почти сразу же после нанесения целебной мази боль прошла, а к утру пропали и раны.

Гермес сразу же предложил мне сходить к Гефесту и попросить подладить сандалии, чтобы они стали удобнее. Но мне так хотелось избежать встречи с уродливым кузнецом, что я отказалась, сказав, что все нормально, разносятся.

Обрадованная тем, что кровавые мозоли излечились так быстро, совсем уже самостоятельный свой полет я решила совершить на следующий же день. Я смело обула таларии (так, оказывается, назывались здесь мои крылатые босоножки) и направилась по проложенному для меня вчера Гермесом маршруту.