Мария Летова - Возьми меня себе

Её обезумевшие глаза бегают по мне, и я делаю шаг назад, натыкаясь на банкетку.

– Что ты со мной делаешь?! – орёт она, подлетая ко мне и тряса мои плечи. – Что?!

Онемев, смотрю на неё в панике.

Её ладонь взмывает в воздух и обрушивается на мою щёку. С такой силой, что голова отлетает назад. Вторую щеку обжигает ещё одна пощёчина, развернув мою голову в другую сторону.

Мои щёки горят так, что мне кажется, будто лицо сейчас взорвётся!

К глазам подкатывают слёзы обиды. На неё! За то, что сделала это. При всех этих людях. При… Максуте.

Сбросив с плеч её руки, вклиниваюсь в толпу, не глядя по сторонам.

Взбегаю по лестнице, умирая от стыда.

Ворвавшись в комнату, прижимаю руки ко лбу, делая рваный вдох.

Залетаю в ванную и закрываю за собой дверь, провернув замок три раза.

Упершись руками в умывальник, смотрю на своё лицо с красными отметинами на щеках.

По ним текут слёзы.

– Открой! – требует она, барабаня в дверь.

Плещу в лицо холодной водой, наступая носками мокрых кроссовок на пятки.

Ложусь в пустую ванную, свернувшись клубком. Пытаюсь слышать дождь за маленьким окном. И, кажется, слышу. Или это шум моих собственных ушей?

– Открой дверь!

Закрываю глаза, тихо напевая себе под нос.

Максут

Положив ладонь на выставочный стенд, внимательно слежу за картинкой, движущейся по дисплею компьютера.

– Эта – многомерная. Моя любимая. – Ласково комментирует консультант, меняя угол обзора на экране, используя свой планшет. – Видите, реагирует на движение.

Висящая рядом с моей головой камера видеонаблюдения щёлкает и поворачивается вслед за его рукой.

Неплохо.

Киваю, спрашивая:

– Что с детализацией?

– Детализация стопроцентная, – передает мне планшет. – Попробуйсте сами.

Веду пальцем по дисплею, разворачивая камеру, и навожу на информационное табло в десяти метрах от себя.

– Расстояние? – спрашиваю, увеличивая картинку.

– До восьмидесяти метров.

– Ночью?

– И ночью, и в дождь, и в снег. Чумовая малютка.

– Согласен, – усмехаюсь ему.

Китайцы совсем без тормозов. Даже я за ними не поспеваю.

Почёсываю нос, прикидывая варианты.

– Мне нужно четыре, – говорю ему, возвращая планшет. – С полным набором к а белей и ПО (прим. автора – программное обеспечение).

– Не пожалеете! – воодушевляется консультант. – В наличии две. Остальные довезут на следующей неделе.

– Сгодится. – Достаю бумажник.

Пора провести апгрейд.

– Установка требуется?

– Нет, только оборудование.

На ближайшуе неделю у меня никаких планов.

Последний год я только и занимаюсь тем, что убиваю время. Вероятность развития форс-мажорной ситуации в доме, набитом женщинами и детьми стремится далеко не к нулю, но по сравнению с работой в охране Марата Джафарова будем считать её нулевой. Меня это устраивает. Я не гоняюсь за адреналином. Если бы гонялся, давно был бы покойником, а подыхать по тупости я не планирую.

Аид Джафаров сам нашел меня почти два года назад. Я никогда не работал в частной охране и не собирался. Тот умеет убеждать. У нас пятилетний контракт. Что буду делать дальше, не думал. Возможно, приобрету недвижимость здесь, в городе. Своего дома у меня пока нет, но он мне и ни к чему. Дому нужен хозяин, а из меня дерьмовый хозяин.

Забираю на стойке выдачи свои покупки и несу их в машину.

Второй день ноября похож на унылое серое месиво, но воздух колючий и холодный. Вторая зима в городе. Первая была похожа на летаргический сон, вторая, думаю, станет такой же, если, конечно, Марат Джафаров не придёт за своей женой.

Свалив коробки в багажник, сажусь за руль и включаю навигатор, рассчитывая объехать затор. Я в этом городе живу почти два года, и более дебильных развязок не встречал нигде. Дорога до дома занимает сорок минут, и это абсолютный, мать его, антирекорд!

У крыльца запакованная в шубу до колена Мира Джафарова собирается втащить на него синюю прогулочную коляску. На ее голове красная шапка с меховым помпоном, на руках такие же варежки. У этой женщины поразительно приметная внешность, потому что голубоглазые блондинки в наших краях почти не водятся. И это создаёт мне хренову кучу долбанных проблем.

– Дай я, – окликаю, переходя на трусцу.

Она вскидывает голову и улыбается:

– Привет!

– Ага. – Вручаю ей коробки.

Поднимаю коляску, заглянув внутрь.

Маленький принц спит в дутом комбинезоне и приоткрыв крошечный фамильный рот. Если с одним из этих двоих что-нибудь случится, мне можно смело вышибить себе мозги, или за меня это сделает её муж.

Затолкав коляску в дом, забираю у Миры коробки.

– Спасибо. – Достаёт она ребёнка, сняв шубу.

Даур Джафаров совершенно точно не в духе, потому что я слышу недовольное кряхтение.

– В следующий раз предупреди меня, – напоминаю в десятый раз.

– Я не инвалид, – фыркает она.

– А я не шарманка, – говорю через плечо.

Проходя мимо гостиной, заглядываю внутрь по привычке.

Однажды я проходил мимо и достал из-под падающего телевизора трехлетнего пацана. Не думаю, что облегчённая плазма сильно бы ему навредила, но когда возвращал его мамаше, с уверенностью назвал ее овцой.

Замедляю шаг, а потом останавливаюсь.

Потому что из развёрнутого к окну глубокого бежевого кресла торчат две ноги, лежащие на комплектном пуфе.

Две ноги, одетые в синие лосины и огромные вязаные носки.

Розовые.

Максут

Она не попадалась мне на глаза последние два дня. Ни в обед, ни в ужин. Хотя ее психовавшую мать я один раз видел. Этот дом не настолько большой, чтобы в нем потеряться. Она что, под замком сидела?

Смотрю в потолок, вздыхая, и снова смотрю на розовые носки.

Опускаю коробки на пол у стены и прохожу через арку.

Обхожу тонкий красный ковёр, чтобы не марать. Старый паркет скрипит под ботинками. Тихо работает телевизор на стене. Дневного света в этой части дома всегда хватает, три окна комнаты смотрят запад, но сегодня пасмурно, поэтому в два часа дня хочется добавить освещения.

Обогнув диван, подхожу к креслу и заглядываю внутрь сверху вниз.

Девчонка полулежит, вытянув ноги и откинув голову на спинку. Глубокомысленный взгляд устремлён в окно, на коленях раскрытый журнал. На ней тонкий вязаный свитер, в который она кутается, обняв себя руками, в ушах все те же серьги, а лицо у неё такое потерянное, что специально не придумаешь.

Не знаю, что это за минута скорби, но черт.

Выглядит так чертовски одиноко, что мне хочется посадить ее на колени и прижать к себе. Абсолютно тупое желание, если учитывать то, что я совсем не гожусь ей в отцы.

Мне хотелось сделать это ещё два дня назад, но я рассудил, что это только усугубит ситуацию. Я не знаю, что творится в головах у пугливых застенчивых восемнадцатилеток, но я как будто сам получил по роже, и могу представить, как это не понравилось ей.