Константин Фрес - Невеста Короля Воронов

– Воображать! – грубо перебил ее Барбарох. – Знаю я, кого вы себе там воображаете – и он точно не посмотрит на вас!

– Знаете? – в замешательстве прошептала Анна. – Вы не можете знать!

Но Барбароха, кажется, действительно здорово задели слова убогой хромоножки, ранили в самое сердце, задев за что-то болезненное и уязвимое. Грудь его вздымалась, словно от гнева ему не хватало воздуха, и он ухватил свою предполагаемую невесту за руку безо всякого почтения. Его толстые волосатые пальцы ловко, словно паук, вскарабкались по ее рукаву и вцепились вскрикнувшей от боли девушке в шею и в волосы, Барбарох встряхнул Анну и согнул ее так, как полагалось бы согнуть нерадивую служанку перед тем, как всыпать ей хороших розог за нерасторопность.

– Молодого захотелось, да? – шипел Барбарох, отвратительно трясясь, как жидкий холодец. Его пальцы причиняли Анне боль, та закричала, когда разъяренный Барбарох от ярости принялся трясти ее, как куклу. – Красивого? Самого-самого в королевстве?! Ну, хромоногая дура, признайся – ты же на Короля засматриваешься? Глупая пестрая курица… лишенная разума девчонка! Его отведать хочешь? Думаешь, он польстится на твой титул и хромую ногу? Ну, так ты думаешь?

– Я ничего подобного не думаю, – простонала Анна, стараясь освободиться от рук Барбароха. – Король предназначен Изабели в мужья, и этого не изменить!

– О да, – с хохотом прокричал Барбарох. – Уже сегодня вечером она будет иметь счастье познакомиться с ним лично! Хочешь занять ее место в этот волнительный момент? Так я помогу тебе! – Барбарох притянул сопротивляющуюся девушку к себе и зашептал ей прямо на ухо – страшно, горячо, почти одержимо. – Твой любимый зеленоглазый красавец извозит тебя в такой грязи и так угостит своей любовью и лаской, что спеси у тебя поубавится. После его любящих супружеских объятий ты будешь рада даже нищему и его лачуге – но не Королю!

Анна не успела ответить, да ее слова ничего б не изменили – Барбарох щелкнул пальцами, и тот щелчок показался перепуганной девушке громовым. От этого жуткого звука, казалось, затряслись, заволновались, как море, каменные стены, и Анна ощутила, как падает в черную пропасть, которая жадно затягивает ее, желая сожрать и утопить в темноте…

…Она пришла в себя в воде. В холодной и мутной воде, похожей на ту, что по весне наполняет ров вокруг крепостной стены. Было темно – зрение почему-то возвращалось медленно, нехотя, все предметы кругом казались ей расплывчатыми пятнами, – и ее мозг пронзила страшная мысль, что ее кинули в королевскую тюрьму, в подземелье, за отказ советнику Барбароху. С криком вынырнула она, отплевываясь, откашливаясь, исторгая из себя рвущую легкие воду, цепляясь за скользкие борта ванной, напуганная до судорог. Ее тотчас подхватили подмышки чьи-то руки – поспешно и заботливо, как ей показалось, – и чей-то ликующий голос несколько раз выкрикнул:

– Слава Воронам! Она ожила! Ожила!

Последнее, что Анна помнила – это ее драку с Барбарохом. Его злобные тычки, его жесткие пальцы, наставляющие ей синяков. Что этот подлец с ней сделал?! Околдовал, отчего она впала в сон, подобный смерти?!

На шее ее лежало что-то холодное и тяжелое, словно ошейник. Все еще ничего толком не видя, она ухватилась за шею, пальцы ее нащупали подвески и драгоценные камни. Странная вещь; зачем на нее надели драгоценности, если думали, что она мертва?!

– Я думала, – продолжал причитать очень знакомый голос, – что пропали наши головушки! Молодец, студиозус! Не зря тебя учили, все-таки. Выучился бы – глядишь, магистром стал бы. Смотри – вернул к жизни нашу голубку! А ведь жизни наши на волоске висели! Шутка ли – королевская невеста с собой решила покончить, а мы не доглядели! Ну, давай, давай, милая! Поднимайся! Пойдем, милая, оботремся, переоденемся… а то, не приведи, луна, захвораешь еще, вода-то больно уж холодна…

– Что произошло?! – хрипло выдавила из себя Анна, подчиняясь заботливым рукам, которые помогали ей выбраться из воды. – Что случилось?

Зрение окончательно вернулось к ней, и она с изумлением рассмотрела на себе длинную черную шелковую рубашку с тончайшими кружевами – такие обычно надевали на Изабель. С изумлением Анна провела по животу, разглаживая мокрый драгоценный шелк – и тотчас же поняла, что руки, оглаживающие ее тело, не ее вовсе! Крохотная белоснежная ножка, выглядывающая из-под подола, с порозовевшими от холода пальчиками, с блестящими ровными ноготками – это ножка Изабель, совершенная и изящная! И стоять – стоять ровно было так удобно, потому что не было выламывающей тянущей боли в бедре… Тело, в котором Анна себя ощущала, трясущееся от холода, принадлежало вовсе не ей, а Изабель! Это ее богатые волосы лежали на плечах, которые Анна лихорадочно обшаривала, это ее роскошная грудь вздымалась и виднелась в вырезе сорочки, это ее, ее тело! Изабель!

От ее слов в комнате воцарилось гробовое молчание. Анна, отведя от лица мокрые волосы, затравленно глянула на отпрянувших людей. То , разумеется, были Северина и Карвит, слуги Седьмой Дочери, Изабель.

– Не та, – замогильным голосом произнесла Северина, со страхом рассматривая девушку. – Разумная она. Ах ты, балбес, ты зачем заманил в это тело чужую душу?! «Я все исправлю, я смогу!» – передразнила она чьи-то слова, кривляясь. – Пропали наши головушки теперь!

Она осела, упала на колени перед Анной – или Изабель? – и громко завыла, разинув рот.

Карвит, вихрастый тощий мальчишка, ошарашенно молчал, рассматривая свои руки с таким изумлением, словно только что ими сотворил мир и небеса. А Анна – или Изабель? – замерла на месте, оглушенная свалившейся на нее новостью. Сопоставляя все случившееся, она поняла, что каким-то невероятным чудом она действительно попала в тело Изабель, и попала она сюда потому, что…

– Изабель умерла?! – выкрикнула она, порываясь бежать – но куда? К кому? Мертвого тела не было, не было того, с кем нужно было б попрощаться. В груди девушки заныло, слезы н навернулись на глаза, и ело Изабель впервые заплакало – горько, неудержимо.

– Нет больше голубки нашей невинной, тихой госпожи! Надела королевский подарок, – самозабвенно выла Северина, – и ни с того, ни с сего пошла и легла в ванну.

Анна, досматривающая за сестрой, знала – Северина любила прикладываться к бутылочке, которую мастерски прятала в складках своего платья; а Карвит все еще лелеял надежду вернуться в академию, из которой его выгнали, и потому иногда засиживался с книжками в темном уголке. По большому счету, за Изабель особо смотреть не надо было – она была достаточно понятливой для того, чтоб не свалиться с лестницы или натворить еще какую неприятность с собой. Никогда она не порывалась и покончить с собой – не было страдающей души, зачем же кончать эту странную жизнь? И вдруг такое…