Владимир Поплар - Мразь

Мне сразу стало понятно, что мужики для храбрости приняли. Да они особо и не скрывали, доставая бутыль какой-то мути из травы и наливая ее в медные кружки. Я сполз с чурки и уселся рядом на палено, прислонившись спиной к моему «стулу», так было гораздо удобнее, и стал тупо пялится на костерок, без единой мысли в голове. Минуты потекли медленно, где-то далеко заохала сова, а ей в ответ закричали другие ночные обитатели. Я впал в легкую дремоту, а мужики, опрокинув очередную стопочку «храбрительного» и закусив малосольными огурчиками, продолжили болтать о чем-то в полголоса:

– И чего ты там прогонял про бабку, Нафталин? – спросил один мужик у другого.

– Нафтали мое имя, умник… говорю, она могла говорить с мертвыми, вот те крест…, – снова сказал смешной голос. По-моему, это был чудик, который слушал аудиорассказ в автобусе.

– Ты, блять, еврей Нафталин, какой нахер крест? Пиздишь конечно! – парировал дядя Сережа.

– Не-не, говорю же могла, еще и лечить словами могла. – не много помолчав, он продолжил, – Был случай, я еще жил в Чините, бабку мою как-то привезли сюда посмотреть на мальчонку, его родители говорили, что он разговаривает с воздухом и про такие сны рассказывал, что волосы дыбом вставали… и не только на голове…

Мужики заржали, заставив меня вынырнуть из объятий Морфея и заставив снова прислушиваться к их трепотне…

– Дак вот, бабка потом говорила моей матери, что этого мальчонку диббук преследовал, мол он во снах его видел, об нем и рассказывал ей…

– Кто такой этот «дипук»? – спросил мужик, сидевший от меня справа.

– Диббук, правильно говорить. Это злой дух, а по-вашему – не упокоенная душа…

Он продолжил молоть какую-то хрень о духах и как с ними бороться, а я снова погрузился в дремоту, не зная, как заткнуть уши, чтобы перестать слышать их бубнёж. Получалось совсем плохо, мои мысли переплетались в замысловатый клубок с их болтовней:

– …Колька сам рассказывал, пару лет назад, когда обмывали «борозду», что он родился не один, а еще был и близнец… только от него особо ничего не осталось, пацаненок «съел» его… – шептал голос дяди Сережи.

– Да ты гонишь, пиздец срань какая! – чуть громче отозвался кто-то из мужиков.

– Да, вот те крест! Так что, хорошо, что они отсюда уехали, хер его знает, что это за урод родился…

Видимо я все же уснул, потому что через какое-то время дернулся во сне и встрепенулся от ворвавшегося в мозг из ниоткуда окрика:

– Мужики, надо переставить сундук, а то завтра не вытащим ее, – кажется из дома говорила какая-то бабуля, – я сама не передвину.

– Не-не-не, мы туда ни ногой…, – сказал мужик слева от меня. Они даже выпивать перестали и с выпученными глазами смотрели на окно дома.

Уж никак не ожидал, что взрослые мужики настолько суеверные и трусливые. Хотя кто знает, что они, а вернее КОГО, они там боялись. Наслушались баек этого еврея Нафталина, да дяди Сережи про какого-то пацана, что сожрал своего брата-близнеца…

– Я помогу, – откликнулся я, бодро встав со своего седалища и направившись в дом, очень уж не хотелось слышать болтовню пьяных мужиков.

Зайдя в сени, в которой бабушка вытирала посуду, доставая ее из старенького буфета, поздоровался с ней.

– Я баба Поля, подруга твоей покойной бабушки. Живу через три дома ниже отсюда. А ты, наверное, Лешка Юсов, Колькин сын?

Колька Юсов – мой отец, живший уже в другой семье, в этой же деревне. Как потом я узнал, с маминой подругой. Нет, он не ушел от нас к ней. Родственники все, как один, говорили, что он маму ждал еще 3—4 года, может одумается, а потом женился. Если честно, не знаю почему, но мне было как-то все равно. Но, тем не менее, я собирался, если будет время, сходить к нему в гости. По отцу я скучал…

– Сейчас закончу вытирать посуду и вынесем сундук из комнаты, он не тяжелый, но мне не сподручно, – щебетала бабушка Поля, пока я рассматривал убранство сеней старенькой избушки, – если не боишься, можешь пока побыть с Раей, думаю она будет рада…

Ага, рада… Может еще она и чаю предложит? Но я решил-таки последовать ее совету. Может из любопытства, может потому, что она так сказала, сам не пойму. В общем двинул я ко входу в комнату, но на самом пороге встал как вкопанный. Бабушка Поля заметила мое замешательство и сказала:

– Напугала все-таки? Ничего, ничего, вон мужики, кони такие, а ссут как дети малые, хорошо, что перед самогоном устоять не могут, – а затем шепотом добавила, – это они с бабами герои…

– Заходи уже, надоело слышать пустую болтовню… – из комнаты раздался скрипучий голос.

Я вздрогнул от неожиданности. В комнате по середине стояла лавка, на которой в гробу лежало тело моей бабушки, а с левой стороны от нее, сидела «дородная» бабка. Расположилась она на садовом кресле-качалке, укрыв ноги старым, байковым одеялом, сложив руки на животе и глядя в одну точку – в стену напротив. Освещения от лампочки с сеней было достаточно, чтобы рассмотреть ее лицо. А оно было «древним»: испещрено многочисленными морщинами, обвислые щеки как будто лежали на плечах, а густые, седые брови, словно две мочалки делали лицо отталкивающим. Толстые, вспухшие губы все время были в движении (видимо, что-то шепчет про себя). Но самым страшным были ее глаза – они были полностью белыми (теперь понятно, почему мужики не решились зайти). И все это усиливалось наличием тьмы вокруг, за исключением тусклого света от сенной лампочки и света от пары свечек.

Через пару секунд, как я шагнул и замер на пороге, ее губы перестали «говорить», она замерла, казалось, даже перестала дышать. А затем резко повернула голову в мою сторону и «уставилась» прямо на меня. Ее брови нахмурились, а глаза будто физически вцепились в меня. Если честно, мне кажется, я даже пернул (а может и обосрался малость) от такой неожиданности.

– Не бойтесь, он вас здесь не тронет, – проскрежетала она, – проходите, посидите с нами, я Есфирь…

Какой нахер проходи… Я стоял как вкопанный, не зная, чего делать и что сказать, а главное не понимал, как садиться на жопу, когда твои штаны полны «кирпичей».

Наверное, она почувствовала мое замешательство (видимо я еще «легко» отреагировал на ее вид, не орал же!):

– Да не бойся же, кому говорю? – сказала она, отворачивая голову снова туда, куда до этого «пялилась».

– Не бойся Леша, она не кусается, – сказала бабка Поля, входя в комнату из сеней, – бери вот этот сундук за ручку и потащили его в кладовку.

Сундук стоял возле двери комнаты, поэтому мне не пришлось «далеко» заходить в комнату. Хотя даже это «не далеко» – практически у самой лавки с гробом. Мы взялись за ручки, подняли сундук и потащили его. Он действительно был не тяжелым, но объемным.

– Рая была та еще «тряпичница», все старые шмотки складывала в сундук. Для кого – не понятно…