Илья Асриев - Кукольная лавка для импресарио

И какого чёрта вы увязались за первой встречной в то время, как вам доставляли свежую куклу на пробу, спросил г-н Монро с бравой развязностью брандмейстера, гасящего пламя обоюдных сомнений в зародыше.

Представьте, я бережлив , ответил я с весёлостью кающегося грешника, принявшего во внимание пожарный шеврон, но я такой скряга, который решился на растрату, и нужен последний пинок, чтобы смириться окончательно – мой отец держал аптеку, и приучил меня смешивать снадобья и яды без спешки.

Г-н Монро воспринял упоминания ядов серьёзно, т. к. владел искусством видеть покупателей насквозь – я уверен, он расслышал упакованное в аптечные аллюзии предупреждение об опасности плутовства, какое допускают разбалованные публикой торговцы, пряча никчемность товара за ширмой ласкового обращения.

Так это бережливость толкнула вас в объятия муленружа , воскликнул г-н Монро, ребячливо радуясь глупому объяснению, и вы надеялись вовсе избежать трат! Спросили бы меня – под гнётом конкуренции я изучил расценки местного кордебалета насквозь. И знайте, за парижскую парфюмерию требуют приплатить!

Я надеялся избежать непоправимого, о чём мог бы сожалеть в старости , возразил я, и г-н Монро рассмеялся заразительным, искренним смехом, и я не удержался, и присоединился к веселью – мы оба посмеялись над неуклюжей изворотливостью, с какой я призвал в защитники далекую старость.

Можете не сомневаться, сказал г-н Монро, насмеявшись вдоволь, что моих кукол вы будете вспоминать в благословенной старости, как самое стоящее приключение вашей жизни, и те несколько сотен, что вы оставите в кассе, никогда не вызовут горечи сожаления, каким бы гобсеком вы ни были на самом деле.

Насмешка, которой г-н Монро подверг меня по-отечески, сработала благотворно, и я решился выдать cause de honte 4 4 повод для стыда (фр.) от начала до конца – в нём не было ничего достоверно постыдного.

Я взялся за описание с окраины приключения, т. е. стал говорить о чувстве свободы, испытанном мною после бегства из бордовых объятий.

Свобода, друг мой, есть физиологическое отражение рая – подобно стрекозе, вы можете лететь на все четыре стороны , сказал я, и г-н Монро недоуменно уставился на меня, пытаясь понять скрытый за репликой смысл.

Кое-что, разумеется, скрывалось.

Я скрыл обстоятельства, выставляющие меня в невыгодном свете – мне было трудно объяснить малодушие в короткой физиологической сценке, какую я назвал бы коллективной оргией , будь умирающая надежда или новорожденное отчаяние признаны за участников.

Мне не хотелось видеть в г-не Монро психоаналитического присяжного, фальшиво сочувствующего нарушителю закона, но выносящего бесчувственный вердикт – дружба была бы утеряна навсегда.

Кстати, о свободе – в удовольствиях, даже украденных, не следует спешить, осторожно сказал г-н Монро, т. к. спешка не даёт страсти созреть – не забывайте, что всякое удовольствие есть плод химических превращений, которые требуют строго отмеренного времени.

Я не нашел в суждениях г-на Монро следов строгой и прозрачной стройности, к которой стремилось всякое истинно химическое событие – скорее, его убеждённость отдавала алхимией, и меня накрыло предчувствие тупика, в котором я окажусь в конце кукольной игры.

Но и зная о будущем разочаровании, я не отказался бы пощекотать чувствительность пёрышком механической эротики – я не первый из простаков, что берутся приручать химеру с помощью подачек.

Возможно, моё лицо отразило предполагаемый тупик особенно грустно, и г-н Монро, опасаясь припадка меланхолии, поспешил вернуться к упаковке с одолженной куклой.

Истории, которыми мы обменялись, сошли за предисловие, и г-н Монро спросил меня, распробовал ли я присланную куклу как следует . Мне некуда было деться от его проницательного взгляда, от его экзаменаторских интонаций и от его фехтовальных жестов, и я правдиво рассказал, как было дело.

Я не собирался говорить всю правду – в немой прелюдии было больше откровения, чем в м оём откровенном рассказе. Всей правды и не требовалось – опытный г-н Монро имел увеличительное стекло, через какое уцелевшие осколки истины выглядели пригодными для выявления правдоподобной копии исследуемого фиаско.

Владелец линзы рассчитывал поймать в фокус стыдный отчет о первом опыте с куклой, но я был начеку – игра только начиналась.

Теперь, пользуясь многослойностью кладовой прошлого, я смешиваю с гастрономической осторожностью и событие, и давний отчёт о нём, выданный г-ну Монро, и сегодняшние письменные воспоминания – я хочу говорить с откровенностью проигравшегося игрока, терзаемого лунными ночами страстью к обманувшей игре, и с болезненной дотошностью выпытывающего у пленной памяти, как оно было на самом деле.

Итак, выпрыгнув из окна на театральной площади, я направился к себе. Я спешил, срезая путь проходными дворами, и находился в победном настроении, несмотря на перенесённую трёпку в оперном эпизоде.

Избавление, отдававшее снизу хромотой, выглядело наградой моей ловкости, а сам эпизод был списан на исследовательский зуд новичка, приценивающегося к игре.

Я собирался смыть глотком приличного вина привкус адского напитка, поданного мне посланцем преисподней в трико, но волочащаяся сзади нога мешала спуститься в первый встреченный винный погребок – гигиеническую процедуру пришлось отложить.

Я вспомнил о кукле перед самым домом, не найдя ключей, и пару мгновений, ушедших на выворачивание карманов, передо мной маячил крадущийся в темноте силач с воровской отмычкой в предвкушающей расправу руке.

Ему не суждено было заглянуть в замочную скважину моей спальни – я вспомнил манящую ладонь г-на Монро, в которую сунул ключ, и неудобоваримая смесь из оперных французских панталон, боли в потревоженной ноге и страха навечно застрять перед запертой дверью смыла истерическую весёлость удачливого беглеца – я тяжело поднялся по лестнице, пересчитывая ступени изувеченной ногой, и нос к носу столкнулся с приказчиком, больно ткнувшим меня острым краем рваной коробки.

А мы заждались , сказал вышедший следом г-н Монро, а в лавке, знаете ли, дела .

Г-н Моро позвенел ключами на манер колокольчика, и деликатно уронил их в наполовину вывернутый карман моего пиджака.

Всё готово , сказал г-н Монро, можно начинать.

Самодельный колокольчик известил начало следующего акта игры, и уныние, сопровождавшее меня на лестнице, сменилось упрямством актёра, рвущегося на главные роли. Я расправил плечи и зачем-то прокашлялся, с трудом подавив порыв раскланяться в спину исчезающего в пролёте г-на Монро.