Ульяна Соболева - Ничей ее монстр

У меня не оставалось даже этого волоска, он рвал его, раздирал у меня на глазах.

– Я клянусь, никто не узнает. Ни одна живая душа не заподозрит, что это мог бы быть твой ребенок. Дай мне просто уйти. Я просто исчезну из твоей жизни, и ты никогда меня не увидишь… Пойми… у меня никого нет. Это единственное родное. Мое. Моя кровь. Захар… умоляю тебя. Сжалься. Он ведь крошечный. Он ничего тебе не сделал. Ты никогда меня не увидишь… после того, что ты совершил… с моими родителями. Пожалей моего малыша… Не убивай!

Когда я сказала о родителях, он изменился в лице, побледнел еще сильнее и отшвырнул меня от себя.

– Собирай вещи. У тебя, – посмотрел на часы, – полчаса. Через три дня вернешься домой и забудешь об этом. Будто ничего и не было. Начнешь жизнь сначала.

Нет, кого я прошу? В нем нет ни капли сострадания. Он же похож на каменное изваяние, на лед, который невозможно растопить.

– Ты не человек. Ты – дикий, взбесившийся зверь… Нет… хуже. Ты – монстр. Даже звери не трогают своих зверенышей, а защищают до последней капли крови… а ты даже не зверь. Ты нечто жуткое и бессердечное. Ты… чудовище!

Расхохотался, кривя рот. Он вообще походил на какого-то безумца, словно перестал быть собой. Я никогда его таким не видела.

– Да, я монстр. Жаль, что ты не видела этого раньше. Марш в свою комнату собирать манатки! Мне не до разговоров. Пошла… быстро!

Вытолкал за дверь, и я увидела, как он распахнул дверцы бара, достал бутылку с коньяком, откупорил крышку зубами и прямо из горлышка сделал несколько глубоких глотков, потом дернул пальцами воротник и ослабил узел галстука.

В комнату я шла, шатаясь и придерживаясь за стены. Я трезвела и в то же время ощущала, как нарастает пульсация боли и понимание о том, что я слишком много себе придумала, что я влюбилась не в человека, а в… морального урода, в ублюдка, не способного на чувства. Не знаю, почему забывала выпить таблетки, прописанные его знакомым врачом, я была юной и безалаберной, рассеянной, слишком витающей в облаках. Меня так шваркнуло о землю, что я все еще открывала широко рот и глотала воздух, немея от боли. Испугался… за свою карьеру, за свою семью. Да не важно за что. Он просто струсил, и я для него действительно никто. И была никем.

Зашла в спальню и прислонилась спиной к стене…. Понимания, что во мне есть еще одна жизнь, еще не пришло, но мысль, что меня тронут и заберут это маленькое и бесценное чудо, казалась невыносимой, казалась чудовищно жуткой. Нееет. Я не дам. У меня больше никого нет. Это мое… часть меня. Может, я не готова, может, я буду плохой матерью, может… не знаю, но я не могу убить своего малыша. Он мой прежде всего. Он растет во мне, и никто не имеет права у меня его забрать.

Я подошла к окну, посмотрела на карниз под окном и на забор, на машину, в которую грузили спиленные в саду засохшие деревья и кустарники, а потом перевела взгляд на свой сотовый. Безумная мысль пронизала воспаленный мозг. Я должна попытаться, должна попробовать, должна! Схватила сотовый и набрала номер Яна.

– Привет… мне нужна твоя помощь. Если не испугаешься. А если откажешь, я пойму. Забери меня отсюда. Быстро. Прямо сейчас. Я вылезу из окна, через несколько минут откроют задние ворота, будут вывозить мусор. Вырубили несколько деревьев в саду, я проскочу, но ты должен ждать меня в машине.

– И… я-то приеду. Не вопрос. А дальше что? Думаешь, он тебя не найдет?

– Дальше высадишь меня где-то в городе, и я придумаю, что делать. Просто увези. Сможешь?

– Через сколько?

– Через… не знаю. Быстро. Как можно быстрее.

– Буду через семь минут.

Он отключился, а я бросилась переодеваться, стаскивать с себя ненавистное платье. Слез не было. Была решимость и злость. Была боль, перерастающая в невыносимую агонию, но я не позволяла ей овладеть мною, сломать меня. Потом. Я буду плакать позже, когда спрячусь от него. Куда? Я не знала куда. Мне некуда идти. Я еще ничего не решила и не придумала. Когда вылезла в окно, не возникло даже и капли страха, я не думала ни о чем. Я хотела только одного – бежать. Спустилась вниз и затаилась возле грузовика с сухими стволами и ветками. Вот-вот должны были открыть ворота. Посмотрела на сотовый. Пришла смска от Яна «я здесь». Кивнула сама себе и приготовилась бежать возле бортика грузовика, чтоб никто не заметил.

Сама себе не поверила, когда удалось, когда уселась на переднее сиденье, и Ян сорвался с места, вдавливая педали газа.

– Что такое? Тебе опять что-то запретили или поссорилась со своим деспотом?

Я посмотрела на парня, задыхаясь и глотая каменный комок в горле.

– Женись на мне.

– Что?

– Ты можешь на мне жениться? Мы потом разведемся. Никаких претензий, ничего.

– Дело не в претензиях, а в твоем психическом здоровье. Мне кажется или ты под чем-то?

– Я не под чем-то… мне надо спасти… надо.

– Кого спасти?

– Ребенка, – ответила и сама не поняла, что сказала это вслух.

– Какого ребенка?

– Моего ребенка… он хочет вырезать его из меня, хочет, чтоб я сделала аборт. Насильно. Женись на мне. Я скажу, что ребенок твой, и, может, монстр не тронет его…

– А он чей? – как-то глухо спросил Ян, даже не глядя на меня.

– Не важно чей. Какая разница? Он мой! Он прежде всего только мой!

Закричала и затряслась вся от мысли, что… что он, и правда, только мой. Никому не нужный, крошечный там внутри, такой беззащитный.

– Ладно. Женюсь. Ты только не нервничай так. Ты бледная, как смерть. Возьми в двери воды, попей. Что-то придумаем. Найду, где тебя спрятать… Конечно, стремно, что ты с кем-то. Обидно даже… Я ведь тебя… Но хрен с ним, потом разберемся с этим.

Я вскинула руки и обняла Яна за шею, всхлипывая от нахлынувшего чувства безмерной благодарности, от какого-то облегчения и надежды, что все еще может как-то быть иначе… О Барском я порыдаю потом, потом буду выть и корчиться от боли. Потом буду ненавидеть его и умирать от этой ненависти.

– Спасибооо

– Да пока не за что. Пристегнись и попей воды.

Потянулась за водой, и в этот момент Ян со всех сил крутанул руль и надавил на тормоза. Это было стремительно быстро. Настолько быстро, что я не успела понять, что происходит, как нас обоих уже вытаскивали из машины. Два джипа заблокировали маленькую машинку Яна с двух сторон. И я поняла… что все обнаружено, что Барский догнал меня и… и ничего не получится. Как сквозь туман смотрела на скорчившегося на земле Яна, которого били ногами, а меня тащили к машине.

– Отпустите! Отпустите меня немедленно! Неееет!

Я кричала и тянула руки к парню, с ужасом понимая, что его могут, как Барата, забить до смерти. Выкрутилась в руках одного из охранников и схватила за шиворот.

– Я сама пойду. Прекратите его бить… прекратите, или я скажу, что вы меня лапали, что вы лезли мне в трусы. Он вам руки отрубит и слушать дважды не станет. Закончите, как и все остальные, от кого я избавилась! Отпустите его… Слышите? Я сама пойду, самаааа!