Ричард Брук - Созвездие разбитых сердец

К открытию третьего сезона Войновский пошел на риск и подновил постановку – вымарал пару слабоватых сцен, добавил важный эпизод в конце первого акта, и ввел дивертисмент в начале второго, в формате одесского кабаре.

Новшества вызвали волнения, труппа, да и критики, не сразу их поняли и приняли, но… зрители были в восторге. Дивертисмент с песнями и танцами, представлявшими немыслимое ассорти из канкана, «цыганочки», степа, романсов и шансона, пользовался таким успехом, что дирекция подсуетилась, и выпустила компакт-диск с видеозаписью, который продавался в фойе в дни спектакля.

Актеры, занятые в представлении, знали текст и все номера так, что от зубов отскакивало, но Антону этого было мало, и он назначал регулярные полурепетиции-полупрогоны, иногда в костюмах, требовал полной эмоциональной и физической отдачи – «на разрыв аорты» – и – бинго! – заставлял актеров импровизировать в процессе. Песни и танцы можно и нужно было выбирать на свой вкус, исполнять один номер за другим, но в результате должна была сложиться осмысленная и гармоничная картина, с комедийным или, наоборот, трагическим акцентом…

Так что манкировать своими обязанностями не получалось ни у кого, и к прогону «Двух королей» актеры готовились почти как к экзамену в театральной школе…. Обычно они накануне давали друг другу шпаргалки, сообщали, что собираются петь и танцевать в дивертисменте, так что у партнеров было время сориентироваться и заранее подготовить свою часть «импровизации».

Павел Бердянский, неизменный исполнитель роли Мишки Япончика, не пренебрегал этим правилом – вплоть до вчерашнего вечера… Поглощенный Марией и своими переживаниями в связи с ней, он вообще едва вспомнил, что они сегодня репетируют.

И когда ему около десяти утра все-таки дозвонилась разъяренная Нина, Бердянский, кое-как отовравшись насчет своего исчезновения с радаров, за голову схватился:

– Бляяя… Я ж ничего не подготовил, не подобрал на сегодня… А, впрочем, оно и к лучшему – будет настоящая импровизация, без дураков! Ээээх, чуб-чик, чуб-чик, чубчик кучерявый…. – он картинно прошелся по комнате, подхватил под пузо возмущенно взмякнувшую Прошку, и, подняв ее на вытянутой руке, как в танцевальной поддержке, несколько раз покрутил туда-сюда:

– Да ты не вейся, Прошка, на ветру…

– Мрррррруа? – вопросил со шкафа Урфин, и в его интонациях слышалось что-то вроде: «Бердянский, ты дурак?»

– Паш, ты что делаешь?.. – Мария догнала Павла, отняла у него Прошку и водворила на кресло, но тут же была поймана железными руками и замкнута в рабочую позицию для танца… – Ахххх, так?.. Ладно…

Бердянский заложил руку за спину, по-гусарски поклонился и, не говоря ни слова, не давая Марии никаких подсказок, повел ее в жестком и страстном ритме аргентинского танго. И одобрительно покивал, когда она мгновенно подстроилась, подхватила и пошла за ним с безупречной точностью движений… Вышло так слаженно, словно они вместе протанцевали уже бог знает сколько дней.

«Вот это да… ну а если вот так?» – Павел сменил ритм, и танго перетекло в румбу, румба в милонгу, милонга – в пасадобль, и Мария без малейшего напряжения летела за ним, будто слушала у себя в голове ту же мелодию, и безошибочно считывала рисунок танца, включаясь в него со всей страстью настоящей профессиональной танцовщицы. И то, что из одежды на ней были только лифчик и джинсы, а на самом Бердянском – вообще одни плавки, нисколько не портило ни настроения, ни танцевальной импровизации, как она есть.

Пока они таким своеобразным способом разминались перед поездкой в театр, Павлу внезапно пришла в голову сцена, которая так и просилась в дивертисмент.

– Слуууушай, а это будет просто находка! – он внезапно остановился и, поймав Марию в объятия, притянул ее к себе:

– Обещай, что согласишься сегодня мне подыграть, и я расскажу тебе, что и как делать…

Она посмотрела на него и, улыбнувшись, кивнула:

– Конечно, Паша… Что ты придумал? Рассказывай, а то я умру от любопытства!

***

В театр они вошли вместе, но в фойе все-таки разбежались: Павлу нужно было переодеться, потому что Войновский назначил прогон в костюмах – «чтобы не расслаблялись!» – а Мария, несмотря на официальный отгул, решила хотя бы показаться в кафе. Ей было страшно неудобно перед Илоной и особенно перед Фаей… наверное, нужно объясниться по-честному, и заодно пообещать «проставиться». По опыту, торт из «Праги» и бутылка мартини очень помогали разрешать недоразумения.

Она понимала, что шила в мешке не утаишь, что про ее отношения с Бердянским скоро станет известно даже мышам в подвале и голубям на чердаке. Наверняка недалек и тот счастливый момент, когда актрисы (а может быть, и актеры…) раскусят «диверсантку», начнут строить ей козьи морды и устраивать пакости разной степени безобидности; но именно поэтому Мария хотела сохранить хотя бы какое-то подобие нормальных отношений с «театральным пролетариатом». В конце концов, Лина, Илона, и София -Ромовая баба, и Света с кухни, и рабочие сцены – да все, кроме Фаи и Вишняускаса – с первого дня относились к ней по-доброму. Хорошо бы так было и в дальнейшем…

Павел обозвал ее дурочкой и довольно безапелляционно потребовал:

– Будь в зале ровно в одиннадцать! И без глупостей! – и она обещала, но опоздала на несколько минут… из-за Нины Муравьевой, которая перехватила ее у входа.

Прима напала сразу, не дав даже сгруппироваться:

– Привет, а ты что, сегодня снова с тряпками будешь по сцене елозить? Может, позже зайдешь, пока не пришлось опять за летающими ведрами побегать?

– Привет. Нет, сегодня у меня здесь другие задачи.

– Это еще какие-такие задачи? – Нина округлила глаза и стала похожа на удивленную сову.

– Ммммм… Я и сама не знаю, если честно. Лучше спроси у Антона Войновского. Или у Бердянского… это была их идея.

Мария готова была проклинать свою чувствительность и тонкую кожу, но ничего не могла поделать с румянцем, мгновенно залившим щеки. Она ни в чем не была виновата, и все же под прокурорским взглядом одной из ведущих актрис – и бывшей (возможно, бывшей) любовницы Павла – ощущала себя как пойманная воровка.

Нина сморщила нос, будто бы учуяв неприятный запах, а на самом деле уловив явственный оттенок Пашкиного одеколона, идущий от внезапно появившейся у нее соперницы, и покачала головой:

– Да уж, «узнаю брата Колю»! Ну надо же, ничего оригинальнее не выдумал, как притащить в зал буфетчицу, с которой всю ночь в постели кувыркался… Я тебе могу только посочувствовать, дорогуша, он тот еще скот и любитель злых розыгрышей. Знай, чего бы он там на тебе ни наобещал, ничегошеньки не исполнит! Так, подразнит только слегка, чтобы ты за ним еще побегала какое-то время, а потом пошлет… на хутор бабочек ловить.