Ричард Брук - Созвездие разбитых сердец

Нина все-таки пропустила новую шпильку, да что там – целый точный и безжалостный удар в спину – и нервно забарабанила идеально отполированными коготками по столешнице:

– Илон, ну где мой кофе? Сколько можно латте варить?

– Сейчас… уже почти готово, корицу ищу… – проворчала официантка из-за кофемашины, а когда подала ей высокий бокал, Нине стала кристально ясна причина задержки – на поверхности молочной пенки эта бесстыжая сука издевательски нарисовала корицей разбитое сердце.

Схватив длинную ложечку, Муравьева спешно перемешала напиток, но пить его ей совершенно расхотелось – с Илонки, мерзавки этакой, станется еще и плюнуть в пенку, она-то, похоже, за Швабру выступает горой! Покрывает всячески, выгораживает уже не в первый раз и вообще… и все потому, что ей самой Бердос даром не нужен, никогда она по нему не сохла. Файке вот только сочувствовала, а теперь, выходит, рада, что Пашечка себе новую пассию завел и отстал от бедной овечки? Лесба проклятая!..

– Ну так что, Нин, поведать тебе, с чего это Бердянский такой смурной был и до светских бесед с твоей персоной не снизошел? – осведомилась Алла, и по тону было ясно – у нее в запасе еще какая-то гадость.

Нина с грустью признала, что и в самом деле много пропустила: надо было на репетиции придержать свой злой язычок, да и после конфликта с Антоном не рыдать от обиды, запершись в гримерке, а пойти в кафе, взять кофейку, смотреть, слушать, обдумывать… но теперь-то уж поздно жалеть.

Она пожала плечами, старательно делая вид, что ей безразлично, чем там теперь огорчается ее донжуанистый любовник, но отказываться от предложения не стала:

– Ну поведай, всегда ведь приятно послушать, как кто-то кого-то обломал, да?

– А то! – легко согласилась Алла и зажгла новую сигарету. – Слушай, это и правда была умора… Я Пашку знаю четыре года, но никогда таким не видела.

– Его никто таким раньше не видел… – вставила Илона на правах Аллочкиной фаворитки. – По крайней мере, в нашем кафе – точно.

– Вот – глас народа, Ниночка! Но сперва скажи: ты к Петренко в больницу ездила, хоть разок навещала нашего Маленького принца, ты, его прекрасная Роза?..

– Нет, но я собиралась как раз… завтра… – Нина покраснела, неловко оправдываясь за свою черствость, но Алла прервала ее:

– Ты-то все собираешься, а кое-кто уже добрался! И не один раз… и вот сегодня тоже.

«Сука, она и сюда влезла!.. От Андрея-то ей что надо?.. Запасной вариант, когда Пашка наиграется?.. Нет, ну какая ж дрянь хитрая!..» – она неосторожно глотнула все еще горячий кофе, поперхнулась, закашлялась и с трудом выговорила:

– Допустим… потащилась она в больницу к Андрею… и что? Мой-то Бердянский тут причем?

– Твой? Оптимистка, – хмыкнула Алла.

– А чей же? Твой, что ли?

– Давно уже не мой… твоими стараниями, но теперь уже и не твой, милочка, так что мы теперь вроде как квиты, Муравьева.

– Господи, Алла! – Нина потеряла терпение. – Не вынимай ты душу, толком расскажи – что было?

– Рассказываю, не ори… в общем, эта фифочка, после прогулки с Антоном, сюда прицокала, и такая – на кухню… Я грешным делом подумала, у нашей Золушки совесть проснулась, пошла сразу после бала горшки мыть… но нет! Она к нашей Ромовой бабе пришла за «диетическими блюдами», Софочка, добрая душа, для Андрея какие-то желе-суфле наготовила… и эта такая: «Я все равно еду, отвезу». А тут Пашка явился, и к ней такой: «Я на съемки, на Кутузовский, поехали со мной, познакомлю с Юдашкиным, то-се…» Ой, Нин, ты бы его видела…

– Ты так говоришь, будто я с человеком-невидимкой встречалась десять месяцев! – Нина все больше злилась на неторопливую манеру Аллы выдавать информацию мелкими порциями и смаковать каждую лишнюю подробность… – Ну что он такого тут выдал, чего я за это время ни разу не видела? На голове стоял? Стриптиз на стойке делал?

– Ой, да кого бы он стриптизом удивил?.. Но ты слушай, не перебивай. Короче, он ей – поедем, ну, что у него ширинка дымилась, я скромно молчу…

– Эка невидаль…

Илона, прячась за стойкой, не сдержалась и хрюкнула – именно так зло подумала Нина, а Мерцалова царственно махнула рукой:

– Тише, там, на галёрке! Так вот… а эта фифа на него смотрит зайчиком Степашкой и выдает: «Мне нужно к Андрею в больницу, а потом я с подружками договорилась в кафе пойти». Нет, ну молодец, а? Знает, чем Бердоса зацепить…

– А Павел?..

– А Пааавел вместо того, чтобы усмехнуться и в своей царственной манере отправить Золушку на кухню, форменную истерику ей закатил. Отелло отдыхает, Нин! Мол, какого хрена ты снова к Дрону тащишься, как будто больше некому? Да что еще за подружки? Да где ты с ними будешь? Да я за тобой заеду тогда-то и туда-то, и вообще, «тебе котов надо кормить!». Котов кормить, слышали? Это Бердос, который кота не мог отличить от морской свинки… и которому всегда на всех похеру, кроме себя, любимого! А тут – ну просто муженёк ревнивый, папочка озабоченный! Как тебе это нравится, а?

Нина, нервно гремя ложкой по дну опустевшего кофейного бокала, обдумывала услышанное. Нет, конечно, и у них с Павлом были моменты, когда он ревновал или изображал, что ревнует, особенно если она сама давала повод, заигрывая при нем с другими мужчинами. Но никогда на ее памяти Бердянский не становился таким настойчивым и никогда не пытался контролировать ее свободное время (хотя в глубине души она всегда хотела от него такого контроля). С ним же всегда все было с точностью до наоборот – он ненавидел, если она пыталась ему что-то навязать, и вел себя, как форменный эгоист, игнорируя просьбы, слезы и даже попытки шантажа.

– Алка, скажи честно, ты пиздишь? Разыгрываешь меня?.. – жалобно спросила Муравьева, уже готовая даже на то, чтобы стать жертвой жестокого розыгрыша, только бы не слышать больше ничего про внезапные перемены в привычках Бердянского.

– Яяя? И в мыслях не было, вот те крест! – Алла истово перекрестилась, став похожей на одну из своих сценических героинь. – И я тебе еще не все рассказала. Нин, он ей потом сумку собирал… собственными царскими ручками. Все эти баночки, судочки… так все бережно собрал, проверил – не тяжело ли, не надорвется ли его Машенька… Машенька, Нин! Я не знаю, как у вас с ним было, свечку не держала, но меня он Аллочкой величал только когда поиздеваться хотел, когда ссорились сильно… Этой же фифе он на полном серьезе: «Машенька, тебе будет тяжело, давай я тебя отвезу!» – она же, не будь дурочка: «Нет, Пашенька, ты на съемки опоздаешь, я справлюсь, я на троллейбусе доеду», а он не отстает: «Какой троллейбус?! Давай такси тебе вызову или вот, денег дам!». Ну тут она уже ломаться не стала, хотела отвязаться от него поскорее, а то он к ней так лип, что я уж решила – прямо на стойку ее завалит… Но нет, Машенька-то у нас умненькая, не то, что Фуфайка, которая сама подстелиться под него готова, эта стервоза знает, как мужика правильно за яйца держать… Взяла у него бабосики и выпорхнула прочь… Тут он, понимаешь, и посмурнел, точно его мамочка в детском саду забыла.