Маргарита Чижова - Прикосновения зла

Обернувшись, раб поискал молодого господина. В толпе мелькали разоружëнные охранники Фирма, но Мэйо нигде не было видно.

Почти бегом Нереус вернулся в город.

Поморский нобиль устроился за сценой, усадив к себе на колени двух полуголых девчонок. Одна поила черноглазого богача вином, другая – угощала сладостями.

– Подойди! – велел Мэйо, заметив своего раба. – Ближе!

Наклонившись вперёд, он обхватил рукой шею невольника и пылко прошептал:

– Ты – славный малый, Нереус! И получишь в награду золото. А теперь забери меня отсюда…

– Домой? – уточнил геллиец.

– Нет, на вилле мне лучше не появляться. Пошли в бордель… Расскажем девочкам, как мы только что прилюдно поимели одну заносчивую столичную членососку…

Нереус лишь глубоко вздохнул, когда пьяный и зубоскалящий нобиль повис у него на плече.

Тащить Мэйо до ближайшего публичного дома оказалось нелегким делом. Сын градоначальника привлекал к себе слишком много внимания и вскоре раб заподозрил в этом какой-то хитрый умысел.

Ориентируясь по знакам на левой стороне улицы, Нереус вышел к большому двухэтажному зданию.

Стучать в дверь не пришлось, её распахнула перед гостями белокурая блудница.

Мэйо кинул ей в руки набитый монетами кошель:

– Впускай всех, кто назовет моё имя! И благородных, и рабов! Вино за мой счёт!

– Лучшая комната для вас, щедрый господин! – промурлыкала девица.

– Геллиец тоже поднимется наверх, – предупредил нобиль. – Позови к нему двух… Нет, трëх девчонок погорячее!

– Геллийцы предпочитают стебли, а не бутоны, – намекнула блудница. – У нас есть симпатичные кинэды…

Вскинув бровь, Мэйо посмотрел на красного от смущения Нереуса:

– Хочешь побаловаться с мальчиком?

– Нет! Нет, господин. Этот обычай есть в Парте, а у нас в Лихте мужчины не ложатся друг с другом…

– Я знаю, что говорят про вас, островитян, – усмехнулся поморец. – Особенно про вашу любовь к мужским и овечьим задницам. Любопытно, как вы отвечаете на эти оскорбления?

– Я не посмею такое повторить… – раб пошёл за господином через просторный холл, к украшенной резьбой лестнице.

– Давай, мне интересно послушать, – Мэйо поставил ногу на ступеньку.

– Мы… говорим о поморцах… Козлотрахи. Сношатели протухшей рыбы. Мягкозадые.

– Открыть тебе один секрет?

– Да, хозяин.

– Я не считаю, что твой народ хуже моего. И что ты – вещь или скот. Человек, лишенный всех прав, остаётся человеком. Судить о нём нужно по словам и поступкам, а не по одежде и клейму.

– Ваши взгляды… очень смелые. Наверно, их мало кто разделяет…

Мэйо тряхнул волосами:

– Меня давно записали в сумасшедшие. Но истина только одна. Если ты ударишь, я почувствую боль. Если ударю я, тебе тоже будет больно. Умнее держаться вместе, а не испытывать друг друга на прочность.

– Меня учили подчиняться, терпеть. Лежать лицом в грязи и смешиваться с этой грязью. Я поверил, что иначе нельзя, что так правильно.

– Можно иначе, – нобиль протянул руку, предлагая пожать запястья. – Не идти протореной тропой общих заблуждений, а выбрать свою дорогу.

– Стать… вашим другом?

– Моим лучшим другом.

Нереус дотронулся до локтя Мэйо, как было принято у геллийцев:

– Это честь для меня, господин.

– Вне дома и официальных сборищ можешь звать меня по имени.

– Я не смогу.

– Ты только что нарëк меня мягкозадым козлотрахом. Неужели так трудно выговорить «Мэйо»?

– Нет, не трудно.

– Тогда скажи!

– Я рад стать твоим другом, Мэйо.

Никогда не посещавший элитные бордели геллиец с интересом осматривал комнату. Потолок был невысок, окно совсем крошечное, зато деревянное ложе с резными опорами могло вместить дюжину алчущих плотских утех блудниц.

Мэйо стащил с себя одежду, разбежался и прыгнул на кровать:

– Я поскачу на этих кобылах во славу Веда!

Нереус разделся и аккуратно сложил вещи:

– Мне тоже помолиться?

– Как хочешь.

– Я толком не знаю местных обычаев…

С легким хрустом отворилось поворотное кольцо в потолке и на раба полетели розовые лепестки.

– Представление начинается! – обрадовался нобиль.

Комната стала заполняться сладковатым дымом.

Геллийца охватило возбуждение.

– Это горит эбиссинская трава, усиливающая влечение, – пояснил Мэйо, бесстыдно оглаживая свои чресла. – От неё встаёт даже у мертвецов!

– Она ведь запрещена… – сказал Нереус, прикрывая ладонью срамное место.

– В приличных домах – да. Но только не здесь!

Позвякивая браслетами и пританцовывая, в комнату зашли семь девушек.

– Число, приносящее удачу! – рассмеялся поморец.

Нереус мысленно прикинул стоимость такого веселья: сумма получилась внушительной, почти вдвое больше годового заработка лихтийского рыбака.

– Левая! – Мэйо указал на пышнобедрую афарку.

– Правая! – Нобиль махнул рукой в сторону эбиссинки со множеством косичек на голове.

– Правая пристяжная! – Поморец кивнул широкоскулой северянке.

– А ты, сладкий персик, – Сын градоначальника улыбнулся трясущей загорелой грудью итхальке, – становись моей левой пристяжной. Нереус, собирай свою тригу и помчались!

От запаха духов и благовоний у невольника голова шла кругом. Он выбрал головной «лошадкой» поморскую брюнетку, а по бокам разместил двух рыженьких землячек с аппетитными формами.

– В запряжку, кобылки! – громко приказал Мэйо.

Со смехом и весёлым ржаньем блудницы полезли на ложе.

Они встали на четвереньки, прижимаясь друг к другу блестящими от масла бедрами, образовав подобие квадриги и троеконного прогулочного экипажа.

– Рысью, длинногривые! – скомандовал нобиль, шлепнув по ягодицам афарку и эбиссинку. – Мой персик, не слушается вожжей! Персику нужен длинный кнут!

– И-го-го! – протяжно выкрикнула итхалька, подыгрывая Мэйо, берущему её сзади.

Нереус оперся на податливо выгнутые поясницы островитянок, неспеша проникая в горячее лоно поморской распутницы.

Стон наслаждения сорвался с её губ, и невольник решил действовать смелее.

– Погоняй их плетьми! – посоветовал Мэйо и тотчас показал, что имеет ввиду.

Он ввёл палец между откляченных бёдер афарки:

– Резвая вороная кобылка! Как тебе однохвостая плетка?

– И-го-го!

– Испробуем двухвостую!

Два пальца нобиля ритмично двигались в охотно отзывающейся на это вторжение блуднице.

– Пора прокатиться галопом! – заявил нобиль. – Нереус, готовь треххвостку! Всыпь им как следует!

Геллиец полностью отдался этой дикой скачке, потеряв себя в бешеной круговерти ладоней-вожжей, пальцев-хлыстов и дико жаждущего разрядки кнута.

Наигравшись в наездника, Мэйо потребовал от шлюх оральных ласк, пообещав щедро напоить божественным молоком самую старательную. И, разумеется, сдержал слово.