Маргарита Чижова - Прикосновения зла

Казалось, сар, подобно громовержцу Туросу, метнëт испепеляющую молнию, и от нерадивого отпрыска останется лишь кучка пепла.

– Мэйо… Мэйо… – Силан покрутил тяжёлый перстень. – Я помню тебя шаловливым мальчонкой с глазами агнца… Ты сидел у меня на коленях и рассуждал о справедливости. Сколько воды утекло с тех пор…

– Агнец? – процедил Макрин. – Я вижу перед собой оскал волка.

Префект глубоко вздохнул и продолжил беседу с юношей:

– Помнишь, мой мальчик, как ты нарядился нищим и просил подаяние, высмеивая жадность итхальских торгашей?

Мэйл гордо расправил плечи и уставился на Силана с дерзким самодовольным видом:

– Они гонялись за мной по всему городу, но так и не поймали.

– Тот скандал удалось быстро замять… А весной, весной ты заставил весь город судачить о твоих проделках, – осуждающе сказал префект. – Напомни, за что ты тогда столкнул в отхожее место почтенного Латса?

– Он вëл себя неподобающе с девочками из борделя. Я счёл, что говнюку место не в приличном обществе, а среди таких же вонючих фекалий.

– Да-да, – покачал головой префект. – Потом был портовый смотритель…

– Мерзкая гнида! – Мэйо стиснул подлокотники. – Он решил сэкономить и кормил бедняков, трудившихся у причалов, отвратительной тухлой рыбой. Оскорблял их, бил и морил голодом. Я видел тех несчастных и не смог молча пройти мимо.

– Это была изощрëнная месть, – усмехнулся Силан. – Мои люди вместе со стражей неделю искали бедолагу. Ты запер его в каком-то сарае на восточной охране. Я читал донесение, что там стоял бочонок с водой, а пол, словно ковром, был устлан протухшей рыбой. Вонь, мухи, червяки… В заточении смотритель слегка повредился рассудком и проклинал тебя до седьмого колена.

– По делам ему награда.

– Память подводит… – Седой префект неспеша помассировал виски. – Это случилось до пожара на рынке?

– Да.

– Ты устроил страшный переполох!

Мэйо хмыкнул в кулак:

– Всего-то спалил один прилавок. Мне рассказали, что торговец тканями насмерть засëк раба за поданный к столу остывший хлеб. Я угостил его самыми горячими лепëшками, какие только смог отыскать.

Силан посмотрел в окно:

– Ты пронесся через весь рынок на горящей телеге и опрокинул её, чуть не раздавив того купца.

– Я не собирался его убивать. Он кинулся спасать товар и сжëг себе руки. Кажется, лишился трёх пальцев, зато, я надеюсь, надолго усвоил урок.

– А чем тебе не угодил почтенный Гартис?

Нереус вздрогнул.

Помедлив с ответом, Мэйо сказал:

– Мне донесли, что он по глупой прихоти истязает рабов, избивает их палкой…

– И кто же донëс на него? – сар Макрин сжал кулак. – Не этот ли геллиец?

Нереус перестал дышать. Липкий страх сковал тело.

В голосе Мэйо зазвенел металл:

– Клеймо на руке и ошейник никак не обесценивают его слова, отец.

– Я велел оскопить раба. Но ты не подчинился. Я отправил тебя в конюшню. Но ты сбежал. Я советовал быть сдержанным и почтительным. Но ты смеёшься в лицо мне и самой Эфениде!

– Мэйо… Мэйо… – улыбнулся Силан. – Я осуждаю твои методы, но уважаю твою убеждённость и принципы.

Макрин сердито поджал губы:

– Он мог бы с таким же рвением отстаивать интересы своего Дома, а не кидаться на защиту черни и рабов!

– Сказать по правде, в этот раз твой сын оказал услугу всем нам. Я не боюсь гнева Императора и открыто заявляю, что чëрному афарскому культу не место в Поморье.

Макрин красноречиво поглядел на префекта:

– Поэтому на площади не было вигилов, а Мэйо и его дружки беспрепятственно проторчали в борделе до ночи?

– Мне донесли на Мэйо задолго до начала представления, но, сам понимаешь, как порой неповоротлива и медлительна бывает служебная колесница…

– Советник требует сурово наказать виновных, – напомнил Макрин.

– И не придавать делу широкую огласку, – добавил Силан. – Он справедливо опасается насмешек столичных сплетников.

– Врагу не пожелаешь такого позора.

– Друг мой, – улыбнулся префект. – Богатые юнцы ежедневно доставляют мне массу хлопот. Они то затевают драки, то в пьяном угаре громят лавки, то бесчестят простолюдинок. В поступках Мэйо есть хоть какой-то здравый смысл. Чернь обожает его, а нам, как ни крути, приходится считаться с мнением толпы.

– Обожает? – искренне удивился градоначальник.

– Ничтожный раб, – Силан вновь обратил свой взор на геллийца. – Ты любишь господина?

Нереус ответил сразу, не задумываясь:

– Уважаемый, я прежде не встречал такого умного, доброго и справедливого человека.

– Видишь, друг мой, как искренне и пылко этот дерзкий невольник отзывается о твоём сыне. Я мог бы привести сюда ещё не меньше сотни подобных защитников.

– Заигрывать с толпой – опасное занятие, – нахмурился Макрин.

– Согласен, – сказал префект. – Она или растопчет тебя, или вознесëт до небес. Если Мэйо не свернëт с выбранного пути, он может достичь небывалых карьерных высот… А пока отошли его из Таркса на пару недель. Пусть погостит у родни, в тишине и покое. Так мне будет проще вести следствие и наказать виновных.

– Сколько я должен казне за этого негодника?

С напускной усталостью потянувшись к столу, Силан взял какой-то потемневший от времени свиток, медленно развернул его и, даже не глядя в написанное, ответил:

– За неподобающее поведение и посещение публичного дома в дневные часы, что является нарушением закона и норм приличий, за попытку сбежать и грубую брань в адрес представителей Эфениды, полагается выплатить двадцать золотых клавдиев.

Слушая приговор, Мэйо с трудом сдерживал смех. До начала заседания ему удалось подменить Свиток Правосудия на другой – с нарисованной козьей задницей, и теперь молодой нобиль с удовольствием наблюдал, как старик Силан, раздувая щеки от важности, произносит над ней свой вердикт.

– Вот, прими, – сар Макрин положил на стол префекта пухлый кошель. – Там ещё столько же за твое беспокойство.

– В согласии с законом, перед лицом Эфениды, все обвинения с Мэйо из Дома Морган, благородного, перворожденного сына Макрина, сняты.

– Сердечно благодарю, – сказал градоначальник.

Силан опустил взгляд и увидел нарисованное на свитке непотребство.

– До скорой встречи, префект! – весело заявил Мэйо и на прощание одарил старика ехидной усмешкой.

Молодой нобиль и его раб быстрым шагом покинули кабинет, неотступно следуя за саром Макрином.

Облаченный в лиловую тогу с пурпурной каймой градоначальник нестерпимо страдал от летнего зноя и всепроникающей городской пыли. Длинные волосы поморца высеребрила ранняя седина. Прожитые годы наложили отпечаток на его некогда красивое, смуглое лицо, теперь исчерченное сетью неглубоких морщин.