Жозефина Мутценбахер - Пеперль – дочь Жозефины

Пеперь пугается и озабоченно спрашивает:

– Но ебать её ты же не станешь?

– Нет, – успокаивает он её, – я только осмотрю пизду и поставлю ей секель, и тогда пойму, что она такое. Может быть, – с явным энтузиазмом добавляет он, – я смогу выдавать вас за сестёр. Чёрт побери, это было бы что-то, такое всегда притягивает похотливых блядунов, две сестрички, да, это вернее всего. Приведёшь её завтра с собой, ладно?

– Хорошо, – соглашается Пеперль, – но одно я тебе скажу, проверять её пиздёнку ты будешь при мне! И ещё тебе следует узнать сразу же, что пизда у неё совершенно голая, ни единого волоска.

– Замечательно, – с воодушевлением восклицает Ферди, – голенький половой желобок! Да это же просто здорово! Итак, обязательно приводи с собой Мали.

– Приведу, – обещает Пеперль и мечтательно поигрывает с секелем, который уже опять успокоился, точнее говоря, уже не так сильно жжётся, ибо о том, чтобы успокоиться самой Пеперль, и речи, конечно, идти не может. – Ну, хорошо, завтра она придёт со мной.

– Итак, сейчас я подарю маленький поцелуй твоей пиздёночке, а ты, в свою очередь, подаришь такой же доброму поршню. Но потом ты отправишься домой, чтобы завтра твоя пизда смогла кое-что выдержать.

Совершенно голая Пеперль стоит на кожаном диване, а Ферди целует её на прощание.

– Один поцелуйчик в губочки, два поцелуйчика в сисеньки и чудный поцелуйчик в пиздёночку!

Каждое слово он сопровождает действием. Пеперль блаженствует, в ней не погасла ещё надежда на продолжение. Однако он лишь заботливо раскрывает ей ножки и горячими губами прикладывается к секелю и срамным губкам. Да, он прямо-таки всасывается в щель, столь тяжко потрудившуюся сегодня.

– Такую жопку и такую дырочку можно целовать до бесконечности, – замечает он.

Его поцелуи обжигают Пеперль точно огонь. И этот огонь тут же начинает пылать в пизде Пеперль, и секель снова оживает, он становится требовательно упругим и тугим, да, он опять набухает. Пока ещё немножко больно, однако желание оказывается сильнее. Пеперль опять хорошо, и её захлёстывает вожделение. Но Кукило знает баб и быстро притормаживает девчонку. Ибо ясно понимает, что если он ещё какое-то время поиграет сейчас с похотливым созданием, то и сам утратит контроль над собой, и щель окажется чересчур натёртой. В один день нельзя слишком много ебаться, поскольку в молодости для человека ещё не слишком привычно погружаться в бездны любви. Секель твёрд, а дырочка влажна, и на протяжении нескольких секунд мужчина всё же прикидывает в уме возможность сделать всё по-быстрому, что, надо думать, не принесло бы большого вреда, но тут он вспоминает о завтрашнем дне и о деньгах, которые, вероятно, принесут ему обе девчонки, но лишь при условии, что пизда получит надлежащий отдых. Таким образом, господин Кукило запрещает себе на сегодня дальнейшее использование ебального инструмента и в ответ на жадное требование Пеперль только пару раз быстро проводит языком по её секелю. Потом рывком хватает её за пизду и сиськи, у Пеперль мелькает надежда, что сейчас всё вновь закрутится, однако Кукило спускает её с мягкой скамьи на пол. Подсластить ситуацию ей ещё может вставленный в пизду палец Ферди, но тот уже велит ей поскорей одеваться.

Он призывает её пока что больше не играть с пиздёнкой и дать ей по-настоящему отдохнуть. Не играть с пиздёнкой? Пеперль усмехается про себя. Каким образом он узнает, чем я потом буду заниматься дома, да и дорога туда неблизкая. Прежде чем выпроводить девочку за дверь, Кукило нежно целует её в губы, и этот поцелуй со сплетенными язычками пробирает её до самой пизды. Такого ощущения Пеперль никогда ещё не испытывала.

В одиночестве она медленно бредёт домой по Гюртелю. Она видит, как какая-то парочка исчезает в дверях гостиницы «Гернальзерхоф», и Пеперль возбуждает мысль о том, чем эти двое там сейчас займутся. Ибо ей совершенно ясно, что они пошли туда ебаться. Ах, с каким удовольствием она бы понаблюдала за ними, потому что тогда, без сомнения, смогла бы подучиться бы чему-нибудь полезному на будущее. Перед кинотеатром документального фильма стоит шарманщик и накручивает старый уличный мотивчик. Пеперль останавливается и прислушивается, она даже подтягивает вполголоса. И вдруг её осеняет, что шарманщик исполняет песенку «Это чудеснейший день в моей жизни»! Господи, думает она, как же он прав, сегодня действительно чудеснейший день в моей жизни. Воскресный день, когда меня вылизывали, надрочивали и ебли так, что клочья летели, а в пизде ещё до сих пор немного жжёт, но это приятное жжение, да, это было действительно по-настоящему удачное воскресенье, пришедшееся ей вполне по вкусу. Я не прочь, чтобы у меня каждый день был таким, думает она и по-детски радуется тому, что Ферди купил ей мороженого на целых полшиллинга. Ведь до сих пор ей всего лишь однажды удалось несколько раз лизнуть мороженое у более богатой школьной подруги. «Сегодня чудеснейший день в моей жизни» – эта мелодия больше не отпускает её, и она удовлетворённо шагает по направлению к жилищу старшего дворника. Несколько мальчишек, правда, провожают её многозначительными взглядами, но она помнит слова Ферди и его наказ впредь никогда больше мальчишек к себе не подпускать. А, собственно говоря, жаль, потому что сейчас она уже могла бы кое-чему поучить этих мальчишек, и они бы делали то, чего хочет она.

Прийдя домой, она сразу ложиться в постель и засыпает. Ей снится Ферди, ебля, и бледный, мерцающий свет окутывает девочку, играющую пальчиком со своим всё ещё набухшим секелем.

– Нет, я не пойду, мне боязно! – Мали стоит в двух домах от парикмахерской Кукило и упирается как заупрямившийся ослик.

– Да, чёрт возьми, – бранится Пеперль, – я тебе это целый день вдалбливала в голову, а теперь ты меня так позоришь! Я ведь пообещала Ферди, что ты придёшь.

– Но я не хочу, мне страшно! – Мали упорно не двигается с места.

– Ну, послушай, – вновь обращается к ней Пеперль, – в этом нет ничего особенного. Он просто поглядит на твою пиздёнку, ты ведь её уже не раз показывала и позволяла трогать, больше он с тобой ничего не сделает.

– Но я не могу, он же чужой человек!

– Ну, а Ваберльграйслер с Брунненмаркта разве не чужой человек, а ему ты даже подставлялась, чтобы он мог за твою пизду подержаться, – с пеной у рта заявляет Пеперль.

– Да, но это совершенно другое дело, он дал мне за это большую шоколадку, – оправдывается Мали.

– Ну да, тут ничего не скажешь, – произносит Пеперль и, секунду подумав, добавляет: – Может статься, что Ферди даст тебе ещё бульшую плитку шоколада. И вообще, если не хочешь, я пойду одна, а тебе останется только поцеловать меня в жопу, безмозглая курица, ты ещё не раз пожалеешь об этом, потому что только у Кукило можно действительно кое-чему научиться, уж он-то знает толк в ебне, да и во всём другом тоже.