Жозефина Мутценбахер - Пеперль – дочь Жозефины

Пеперль раздосадована.

– Да мы просто сами купим себе шоколад, – с примирительной уступчивостью говорит Пеперль.

– Да? Может, у тебя деньги есть?

– Пока что нет, но подожди, когда мы будем возвращаться, их у нас будет более чем достаточно!

– Опять ты врёшь, откуда они у тебя возьмутся, а?

– Разве ты не слышала, что Ферди сказал про конверт?

– Слышала, конечно, но конверт не деньги, за конверт тебе никто шоколадку не даст!

– Не за конверт, а за то, что лежит в конверте.

Мали с полным недоумением смотрит на подругу, но когда Пеперль рассказывает ей историю о старом графе и о банкнотах, которые он засунул ей в пизду и которые она затем передала Кукило, лицо её вновь посветлело от радости, и она, запинаясь, спрашивает:

– Ну, и ты действительно веришь, что нам можно будет взять себе немножко из этих денег?

– Что значит «можно», – выхваляется Пеперль. – Деньги мы получаем за то, что показываем наши пиздёнки, позволяем до них дотрагиваться, позволяем вылизывать нас да ещё вдобавок ебать, так-то вот! Это ведь мы зарабатываем, а не Ферди! Мы обязаны позволять, чтобы нас выёбывали, и полируем макаронины посторонним мужчинам. Наш это заработок. – Пеперль вдруг приходит в страшное возбуждение и почти кричит на Мали, так что та даже пугается. – Это я обязана надрочивать мужиков, а затем напоследок ещё семя глотать и позволять делать с собой ещё множество других вещей, стало быть, я тоже зарабатываю деньги, теперь понимаешь?

– Вот теперь я совсем ничего не понимаю. Раз уж, как ты говоришь, деньги зарабатываешь ты, то почему же ты потом настолько глупа, что отдаёшь их Ферди? Ведь это твой заработок, за который тебе приходится пизду подставлять или пасть разевать?

Эта простая мысль потрясает Пеперль, она останавливается и смотрит на Мали, уж, на что дурочка, а вот сообразила.

– Вот то-то и оно-то! Господи, да ты совершенно права, я ему вообще ничего не должна отдавать! Знаешь что, вошь на аркане он у меня получит, говно сраное, а не деньги! – Она решительно возвещает об этом и добавляет: – Да, я ему ни черта не дам, разве он не ударил меня, блядское отродье! Когда мы в самом деле получим деньги, там, куда мы сейчас направляемся, мы купим на них что-нибудь вкусненькое, согласна?

Мали абсолютно согласна, она ускоряет шаг, чтобы как можно быстрее добраться до Лаудонгассе, а, стало быть, до денег.

– Как ты думаешь, Пеперль, сколько мы получим?

– Я не знаю, но полагаю, что уж определённо не меньше, чем у графа!

– Думаешь, мы целый шиллинг добудем?

– Гораздо больше, – говорит Пеперль, и Мали замолкает.

Она пытается представить себе, сколько всякой всячины можно накупить на такую сумму. Её фантазия лихорадочно работает дальше, а может быть, это окажутся целых два шиллинга, и у Мали голова кружится от такой перспективы. Через несколько минут Пеперль говорит:

– Пожалуй, я думаю, мы добудем больше десяти шиллингов, нас же сегодня двое!

У Мали перехватывает дыхание. Её отец получает четырнадцать шиллингов в неделю пособия по безработице, и на них вынуждена существовать семья из восьми человек.

– Знаешь, Пеперль, – запинаясь от возбуждения, произносит Мали, – если бы каждый день зарабатывали три-четыре шиллинга, то могли бы накупить себе восточных сладостей и ещё карамели. Девчонки в школе лопнули бы от зависти.

– Да, это было бы здорово, однако от кого мы будем получать деньги?

– Ну, уж господин Кукило, верно, подскажет тебе, куда нам надо ходить.

– Ферди, – говорит Пеперль, и внезапно ей ясно представляется вся суть махинаций господина Кукило, – да ему насрать на меня. Он только сам хочет иметь с этого деньги, вот для чего он посылает меня ебаться, теперь понимаешь?

– А ведь верно!

Мали с глубоким сожалением чувствует, как шиллинги улетают в неведомую даль. Однако Пеперль тут же находит выход.

– Вот что мы сделаем, – объясняет она подруге, – мы вскроем конверт и немного возьмём из него. А потом просто скажем, что получили деньги прямо в руки, Ферди ведь не знает, сколько было в конверте!

– А если он всё же сообразит, в чём дело, этот Кукило, что тогда?

– Тогда он, самое большее, закатит нам пару пощёчин. Но за эти пощёчины у нас, по крайней мере, появятся деньги. Дома тётка мне часто вмазывает, а я за это даже макового зернышка не получаю. Или ты, может быть, трусишь и боишься этих пощёчин?

Заговорив о пощёчинах Ферди, Пеперль вновь ощущает между ног странное жжение.

– Это я-то трушу? Ха!

Мали возмущена наветом. Что касается оплеух, то у неё в этом тоже уже имеется солидная практика, потому что госпожа Вондрачек, как правило, долго не раздумывает и бьёт наотмашь. И если бы за каждую оплеуху Мали получала хоть несколько грошей, она бы с готовностью подставлялась под них.

– Вот мы и на месте, – сообщает Пеперль и с гордостью зачитывает Мали вслух номер дома.

– Ага, – говорит Мали, – я и сама могу прочитать, что мы стоим у дома номер пять по Лаудонгассе.

– В таком случае, пошли!

Две девочки поднимаются по лестнице старинного роскошного дома. На площадку каждого этажа выходят двери только двух квартир. Подруги с благоговением читают привинченные к дверям таблички из светлой латуни. Тишина царит в коридорах и на лестницах.

Как в церкви , – шепчет Мали и пугается пронзительного трезвона, когда палец Пеперль нажимает на звонок. Короткий, длинный, короткий! Им открывает толстая пожилая женщина в чёрном платье, белом переднике и такой же белой наколке. Её красное лицо расплывается в широкой улыбке доброй тётушки, и она, приглашая войти, отступает на шаг в сторону. Обе девочки, споткнувшись о порог, проходят в длинную, полутёмную прихожую.

– Ну, вот вы и пришли, – говорит толстуха, – вы ноги, надеюсь, вытерли? Да? Тогда ступайте за мной, давайте сразу вымоем пиздёнки!

Она проводит девочек в оборудованную с пышной помпезностью ванную комнату. Стены её облицованы нефритово-зелёной стеклянной плиткой, в них вделаны два зеркала высотой в человеческий рост. Такого же нефритово-зелёного цвета и ванна, вделанная в пол, пол покрыт резиновым ковром чуть более тёмного зелёного оттенка. Толстуха с ужимками доброй тётушки не даёт детям времени как следует оглядеться.

– Раздевайтесь, и притом догола, – приказывает она, открывая никелированный кран и пуская воду в ванну. Она берёт с такой же нефритово-зелёной этажерки флакон и брызгает в тёплую воду изрядную порцию ароматической жидкости.

– Пахнет точно при конфирмации, – шёпотом признаётся Мали подруге, и та точно так же очень тихо отвечает:

– Заткни пасть и раздевайся, тот господин, который собирается нас ебать, наверно, вот-вот подойдёт.

– Спускайтесь в ванну, – требует толстуха, – живо, живо. Ни о какой ебле нет и речи, глупые девчонки, никого из вас ебать не будут.