Оливия Штерн - Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

Ему открыла сама Ньями. Высокая, худая и смуглая, Ньями слишком мало походила на коренных жительниц Рехши. Темные миндалевидные глаза, чуть раскосые, только усиливали впечатление. Впрочем, Ньями привез отец Аламара откуда-то с южных островов, когда сам Аламар еще скакал по особняку на маленькой механоидной лошадке. И с того самого дня Ньями была приставлена к Аламару нянькой.

…Потом у Ньями родился сын. Теперь уже Аламар понимал, что, скорее всего, это был сын господина Нирса-старшего. Ньями назвала сына Кио. Он вырос и остался жить в особняке. Уцелел пять лет назад и не ушел, когда Аламар выгонял всю прочую прислугу, швыряясь в них огненными шарами.

– Молодой господин! Где ж это вы пропадали всю ночь? – Ньями всплеснула руками, а он в который раз подумал, что не к лицу ей этот накрахмаленный чепец. Ей бы корону из перьев, вышитую тунику, а в руки – длинный лук. Тогда это была бы грозная Ньями, даже в своем преклонном возрасте. А в долгополом платье и переднике смех да и только.

Он покорно отдал ей плащ, и уже будучи в мундире, прошел сквозь холл к лестнице.

– В столовой все готово к завтраку, господин! – неслось в спину.

– Да, Ньями. Сейчас буду. Можешь раскладывать по тарелкам.

Аламар, постукивая по мраморным перилам металлическими пальцами протеза, поднялся к себе. Рванул с лица опостылевшую маску, швырнул ее на кровать. В последнее время он все чаще и чаще задавался вопросом, на кой ему этот костюмированный бал? Ну, увидят все его шрамы, ну и что. Можно подумать, что девка на выданье. Всем наплевать же. И каждый раз вспоминал то, зачем маску надел: она внушала страх. А искореженное, изодранное лицо внушало жалость, которой не хотелось.

Он быстро скинул мундир, переоделся в чистую сорочку и свободные штаны, сунул ступни в домашние туфли и, накинув стеганый халат, завернул в уборную.

Аламар долго плескал в лицо холодной водой. Не покидало ощущение, как будто каждый раз, побывав в пыточных инквизиции, он с ног до головы покрывался горькой слизью. Она лезла в ноздри, в рот, чтобы потом стиснуть шею невидимым обручем, а он каждый раз пытался смыть ее с себя – и не мог. Все равно каталась на языке горечь, и шею перехватывало в спазме.

«К Темному все», – вздохнул он.

Промокнул лицо пушистым полотенцем, мельком глянул на себя в зеркало.

Глубокие рваные борозды перепахали левую половину лица, чудом пощадив глаз. Впрочем, веку тоже досталось, и теперь Аламар взирал на мир с ироничным прищуром. Ничего особенного. Просто шрамы. Внутри все болит сильнее, до сих пор, и не скажешь, что время лечит.

Он кое-как причесался, приглаживая щеткой вьющиеся волосы, и пошел в столовую. Пусть и в своем доме, но опускаться до скотского состояния не хотелось.

Внизу, в столовой, его ждала верная Ньями с поварешкой наперевес. Кио в старой ливрее дворецкого стоял у окна и смотрел, как небо сыплет ледяной трухой. То, что падало сверху, таяло на земле, но к вечеру предсказатели обещали легкий мороз и, соответственно, превосходный, качественный гололед.

– Господин Аламар! – спохватившись, Кио отвесил вполне профессиональный поклон.

Нирс-старший так и не признал в нем сына, а потому Кио был просто сыном рабыни. Аламар как-то предлагал ему уйти, но идти Кио было некуда. Разве что в цирк, с его-то экзотической внешностью: от Ньями он унаследовал смуглую, с медным оттенком, кожу, и гладкие темные волосы, которые заплетал в косу, а вот глаза достались от отца, светло-серые, яркие, как и у самого Аламара.

– Ну, всем доброго утра, – пробормотал верховный инквизитор Рехши, – Кио, не топчись там, садись. И ты, Ньями, разливай, что там у тебя сегодня… садись с нами.

– Рагу овощное, господин Аламар, – на тарелку ляпнулась коричневатая субстанция, в которой Аламар смог распознать кусочки моркови и фасоль.

– Отлично, – сказал он, – рагу так рагу.

– И лимонные пирожки к чаю, – добавила Ньями.

– Прекрасно, прекрасно, – рассеянно прокомментировал он, мешая ложкой в тарелке.

Стряпала Ньями превосходно. Даже в тех случаях, когда внешне еда выглядела подозрительно, вкус оставался божественным. Ньями не была виновата в том, что для Аламара все отдавало горечью и каталось на языке сухим пеплом.

– Что тут у вас хорошего случилось, пока я на службе был? – поинтересовался он между делом.

– Приходил посыльный от графа Эверси, просил передать приглашение на бал.

– Да неужели…

Ньями тоже села за стол и теперь степенно ела, отправляя в рот ложку за ложкой.

Аламару же кусок в горло не шел. Всюду была горечь. А еще – отголоски воплей казненной герцогини. Как назло, подул ветер, и прямо в Аламара швырнуло невесомым пеплом. Он давно уже не был сентиментален, и уж конечно, совершенно не боялся сожженных им же людей, но все равно неприятно.

– Вот письмо, – сказал Кио, подавая тонкий розовый конверт.

Аламар молча надорвал его, достал сложенный вдвое листок бумаги. По столовой поплыл сложный аромат дорогих духов.

– Многоуважаемый господин Нирс! Послезавтра будем несказанно рады видеть вас на балу в честь девятнадцатилетия нашей Бьянки, – прочел он вслух и хмыкнул.

Ну надо же. Эверси никак не желал оставить затею выдать за него свою младшую. Ему иной раз хотелось поинтересоваться у самой Бьянки, а что она думает по этому поводу. Каково это, когда родной батюшка жаждет отдать тебя на растерзание полубезумному чудовищу?

– Жениться вам надо, господин Аламар, – с легкой укоризной в голосе сказала Ньями, – пять лет уже прошло. У вас еще будут дети, и дом оживет.

– Ньями, я тебя забыл спросить о том, надо или не надо мне жениться, – процедил он и тут же застыдился. Все же Ньями была ему почти как мать. Да что там, проводила с ним времени куда больше, чем родительница.

– Если это письмо от графа Эверси, то его дочь Бьянка – отличная девушка, – не обращая внимания на его ответ, продолжила Ньями, – она молодая и здоровая, и может нарожать вам кучу таких же здоровых детишек.

– Возможно, – он пожал плечами и отставил рагу, – однако, милая Ньями, я терпеть не могу, когда мне что-то или кого-то навязывают.

Хотел попросить у нянюшки чаю, но потом подумал и поднялся сам. И тут совершил оплошность, схватив изогнутую белую ручку чайника левой рукой. Раздался жалобный хруст, и чайник упал на стол, заливая заваркой белоснежную скатерть.

– Ох, – только и выдохнул Аламар.

Очень часто он не мог рассчитать, с какой силой сжимать механические пальцы. Как результат – раздавленные бокалы, оторванные куски мебели. Ну и вот, последняя жертва, чайник.

– Ничего, ничего, – засуетилась Ньями, – не обращайте внимания, господин Аламар. Это все… мелочи.

– Да, мелочи.

Он взглянул на Кио, опасаясь увидеть на смуглом его лице намек на насмешку, но не увидел ничего, кроме искреннего сострадания.