Оливия Штерн - Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

И, мурлыча под нос легкомысленный мотивчик, направился к резному бюро.

Он извлек оттуда плоский ящик из дубовых дощечек, повернулся, поставил его на письменный стол и сдвинул крышку. Кабинет озарился тусклым голубоватым свечением: там, каждый в своем гнезде из ветоши, лежали крупные кристаллы, каждый размером не меньше куриного яйца. Аламар прищурился: часть кристаллов все же оказалась зеленоватого оттенка, что, впрочем, было совершенно правильно.

– Лациум, – задумчиво проговорил Маттиас, – основа нашей полной независимости. Если найдут еще один источник где-нибудь на континенте, мы быстренько станем нищими. Будем просить подаяния у соседушек.

– Лациум – дар последних айхи, – эхом отозвался Аламар, – они любили острова, ваше величество. Если где и оставили лациум, то только здесь.

Маттиас осторожно взял голубой камень, сжал его в руках, словно хотел оставить отпечаток ладоней, затем повернулся к механоиду.

– Ты понял, зачем его в дерево одели, а?

– Вероятно, чтобы меньше ржавел, ваше величество…

– Именно так.

Тонкие пальцы короля пошарили по груди механоида, затем он ловко отвинтил маленький лючок. Обернулся и весело подмигнул:

– Ну, что, мастер Аламар? Вдохнем жизнь в это тело?

Он лишь плечами пожал.

Не видел ровным счетом ничего интересного или хорошего в том, чтобы засунуть лациум с наложенной печатью во внутренности механоида. К тому же, главную роль все равно играл тот кристалл, что еще предстоит установить в голову: именно он в большей мере отвечал за то, что механоид не только осознавал себя, но и понимал, кому должен служить.

Маттиас быстро вложил камень в грудь существу. Что-то защелкало, заскрежетало внутри, и механоид открыл глаза. Аламара передернуло. Глаза механоидам изготавливали из драгоценных камней, вроде как для улучшенного преломления света. Этому поставили рубины. И в тот миг, когда Аламар поймал совершенно неразумный и, по большому счету, неживой взгляд, внутри заворочалось нехорошее ощущение, что все они сидят на бочке с порохом и играют в войнушки. Взгляд механоида медленно перемещался с Аламара на короля, а инквизитору начало мерещиться, что на самом деле механоид превосходно понимал, кто он и где находится, и просто выжидал время до того момента, как одним ударом могучей лапы свернет шею тщедушному человечку.

– Ну разве он не великолепен? – пропел король и, не обращая внимания на механоида, что стоял и бешено вращал кровавыми глазищами, достал из шкатулки зеленоватый камень. На некоторое время сжал его в ладонях, затем поднес ко лбу и пробормотал формулу подчинения. Обошел механоида, и, точно также нащупав лючок у основания плоского затылка, вложил камень и туда.

Механоид вздрогнул. По крупному, мощному телу прошла короткая судорога.

И, тихо шурша чешуйками, опустился перед королем на колени.

– Вот видите, Аламар, – его величество воинственно сверкнул глазами, – они все послушны, никакой опасности нет.

– Ровно до тех пор, пока сын ваш сидит в замке Энц, – Аламар просто не мог удержаться от ядовитого замечания.

Покосился на механоида. Мощное и столь же уродливое создание стояло совершенно спокойно, только взгляд сделался нечеловечески пронзительным.

– Ну, или пока не появился откуда-нибудь другой сильный менталист, одержимый дурацкими идеями всеобщего равенства. Так ведь, мой хороший?

Последнее было сказано уже механоиду.

Рубиновые глаза опасно пыхнули.

– Где… я?

Голос напоминал скрежет плохо смазанных шестеренок.

– Ты во дворце, перед своим господином, – твердо сказал король.

– Да… я…

Существо помотало головой. Чешуйки тихо шелестели, терлись друг о друга.

«Прямо шишка еловая», – решил Аламар.

Он не вмешивался, ждал, что будет дальше.

Механоид продолжал медленно осматриваться. Посмотрел на Аламара, отчего тот поежился: вспомнил, как трепали его, раздирая на части. Только конченые идиоты могут желать свободы механоидам. Потом существо перевело взгляд на короля. Механоид подался было вперед, но тут же медленно осел назад, снова опустился на колени так, как будто его ставила в позу покорности некая высшая сила.

Аламар знал, что это.

Всего лишь личная печать владельца, оставленная на кристаллах лациума.

– Покажи нам свое вооружение, – сказал король.

Шварк!

Маттиас едва успел отскочить, когда механоид буквально ощетинился остро заточенными дисками. Они вылезли из щелей на груди, на спине и даже из толстых рук. Опасно сверкнули лезвиями.

– Ох ты, – пробормотал Маттиас, – нет, вы видели, мастер Аламар? Ну разве он не прекрасный солдат?

Аламар сдержанно кивнул.

Он… как бы это помягче… не разделял восторгов короля по поводу нового солдата. Он вообще механоидов не любил.

– Убери, – скомандовал Маттиас, и лезвия с шорохом скользнули в пазы.

– Великое искусство, создавать таких вот, – сказал король, – ну что ж, солдат, иди. Спустишься вниз, там тебя встретят и отведут в казармы.

– Но… – робко заметил механоид.

– Солдатам не положено разговаривать, – сказал Маттиас, – а чтобы ты лучше запомнил, я тебя накажу.

И достал хлыст.

Аламар сонно считал.

Пять. Десять. Пятнадцать.

Механоид коротко вздрагивал под ударами, и Аламар знал, что ему больно.

Они чувствовали боль.

Визжали, ревели, когда он жег их своим Даром пироманта. И при этом шли вперед.

Они… чувствовали и, хоть убого, но мыслили. И теряли свободу воли. Не могли сопротивляться приказам того, чья печать на кристалле…

Потом хлыст сломался, механоид перестал вздрагивать. Король дышал шумно, словно только что обежал вокруг дворца. Промакнул кружевным платком выступившие на лбу бисерины пота.

– Пошел отсюда, – процедил Маттиас, – вон. В казарму.

Существо поднялось с колен и молча побрело по направлению к двери. За ним стелился след из опадающих, сломанных во время экзекуции чешуек. Уже в пороге механоид обернулся и посмотрел на Аламара. В рубиновых глазах полыхала жгучая ненависть.

«А потом мы удивляемся, отчего они на всех бросаются, освобождаясь от печати», – подумал инквизитор.

– Я хочу поговорить о сыне, – сказал Маттиас, как только дверь закрылась, – надеюсь, ты разместил его со всеми подобающими удобствами?

– Разумеется, ваше величество…

– Ты лживый сукин сын, – прорычал король, отбрасывая обломки хлыста, – прячешь свою рожу искореженную за маской и думаешь, будто я тебя не вижу… Так мне тебя и видеть не нужно! Сегодня… пришло письмо от него. Он жалуется на дурные условия. Просит прислать еды.

– Его должны неплохо кормить…

– Его кормят всякой дрянью, которую не должен вкушать человек его положения!

– Вашему величеству следует думать о том, чтобы такой сильный менталист, как принц Ксеон, оставался в замке Энц как можно дольше, – твердо сказал Аламар, – а не о том, какую кашу он ест.