Нэн Джойс - Прощённая

– Некрасиво? Невоспитанно? Это мне говорит воровка.

– Верните, пожалуйста, – делаю к нему шаг.

– С сегодняшнего дня ты будешь пользоваться телефоном один раз в день. Только один звонок, или одно сообщение. И строго в моём присутствии.

– Нет-нет-нет, – я мотаю головой. – Я должна быть на связи. Моя мама…

– Мне всё равно, – он что-то пишет в моём телефоне. Он за меня собирается отправить сообщение. Затем захлопывает «раскладушку», и убирает в карман.

– Вы не понимаете, – пытаюсь сдержать слёзы, но голос предательски дрожит, и уже через несколько секунд щёки становятся влажными. – Мне необходимо поддерживать связь…

– Приведи себя в порядок. И приходи в комнату на третьем этаже. Не заставляй меня ждать, Алиса, – он идёт по коридору, унося с собой мой мобильник, и, тем самым, разрывая мою единственную ниточку с домом. – И сними трусики. Они тебе сегодня вечером будут только мешать.

Илья

Она уже сбегала один раз, и нет никаких гарантий, что не сделает этого снова. Особенно если её подружки будут и дальше писать ей подобные сообщения. Давят на жалость. И Алиса поедет к матери Антона, у которой теперь серьёзные неприятности из-за несостоявшейся сделки. Только как она будет решать проблему? Откупаться больше нечем.

Смущает меня только одно. Этот Антон уже не в первый раз работал с Власовым. Наверняка понимал, что по сравнению с предыдущими клиентами, этот персонаж далеко не глуп. И на что он надеялся, везя к нему ненастоящую девственницу? Что ему на слово поверят, не будут проводить осмотр?

А может быть и так, что Антон не знал. Повёлся на слова Алисы. Притворяется она превосходно! И тогда очевидно, зачем было красть колье. Она надеялась, что если правда раскроется, ей будет, чем отдавать.

И ошиблась. По словам Влады, Власов упёрся рогом, и не готов на возмещение финансовых убытков. Даже звучит смешно для той суммы, которую Антон потратил на «обработку» Алисы. Студенческие ухаживания: цветы, кафе, кино, и телефончик. Который Антон, по-видимому, оставил себе, иначе с чего Алиса приехала сюда с этим доисторическим устройством.

Нет, Власову плевать на эти крохи. Ему подавай Алису. Здесь дело в принципе.

А это значит, что если она уедет из этого дома, больше её никто не увидит.

В такие моменты меня сильнее всего угнетает моя беспомощность. Не когда я ограничен в свободе, а когда другим приходится делать всё за меня.

Я не могу поехать и поговорить с ним лично. И всё снова на плечах Влады. Целый год моя младшая сестра разгребает за меня мои проблемы. А я в этом доме как овощ. Как человек в коме. Всё ощущаю и осознаю, а ничего не способен сделать. Ни на что не способен влиять. Даже самого себя не могу контролировать.

Неудивительно, что Алиса стала для меня глотком воздуха. Живой подарок. Человек. Которым я могу управлять, и на которого могу влиять. И перед этим голодом по власти, которой всегда у меня было с лихвой, теперь рушатся все моральные принципы. А я прекрасно осознаю, что не способен остановиться. И есть в этом что-то тошнотворно низменное. Вернуть себе свободу любыми средствами. Словно топлю в холодном океане женщину, лишь бы взобраться на её тело и остаться на плаву, пусть и ценой её жизни.

Алиса приоткрывает дверь. Заглядывает, как неопытный актёр из-за кулис.

– Проходи, не стесняйся. Здесь только я и ты.

Её испуганный взгляд мечется по зеркальной стене, будто ищет там выход в страну чудес.

– Подойди чуть ближе. Пожалуйста.

Она останавливается в трёх шагах от меня.

– Можно… – запнулась, когда я начал расстёгивать ремень на джинсах. И я остановился. Жду, пока она скажет. – Прежде, чем… – выдыхает. Моргает часто. Сглотнула. – Сегодня я видела женщину. Она вышла из-за двери с кодовым замком. Это Ваша жена?

– Что?

– На Вас вчера было обручальное кольцо. И я должна понимать, насколько всё плохо… То есть, мне будет проще, если я буду знать, что именно происходит. Я просто хочу…

– Нет. Это была не моя жена, – расстёгиваю ремень.

И внимательно слежу за лицом Алисы. Буквально с наслаждением запоминаю, сравниваю, и делаю выводы.

Страх. Какая она, когда по-настоящему боится.

А сейчас ей очень страшно.

Потому что я вытащил ремень, и намотал на руку.

– Что? Твой строгий папа никогда не бил тебя?

Поднимает на меня огромные влажные глаза. Побелела от ужаса.

– Не бойся. Я тебя бить не собираюсь. Я хочу, чтобы ты сделала вот что.

Раскладываю ремень на полу.

– Это будет твоя граница. Стоп-линия. Не заходи за неё. Встань перед ней.

Делает несмелый шаг. Её нога снова неестественно выгнулась под щиколоткой, и Алиса едва удержала равновесие.

– Сними их. Это необязательно.

Босая, встаёт перед ремнём. Смотрит на себя в зеркало. Кажется, сама к себе испытывает жалость.

Я перестарался. Становится стыдно, что так напугал её. И в то же время задевает. Она думала, что я могу ударить её. Абсолютно серьёзно. Каким монстром я ей кажусь. Впрочем, после того, как я с ней поступал, в этом нет ничего удивительного.

– Что ты видишь? – встаю за её спиной.

Пожала плечом. Снова сглотнула. Набирается храбрости. Словно накажу, если ответит неправильно.

– Говори всё, что приходит в голову.

– Я вижу… Я вижу. Девушку. Себя. Испуганную. Неуверенную в себе. Маленькую. По сравнению с Вами.

– Ещё. Скажи мне больше, – касаюсь её плеч, немного разминаю пальцами. Она прикрывает глаза. Напряжение сходит волной под моими ладонями. От её спины к шее наступает расслабление. Чуть склонила голову. Приоткрыла глаза.

– Вижу девушку в красивом вечернем платье. Словно пришла домой после вечеринки. Сняла туфли. И уже нет укладки, будто опали кудри.

– А сама девушка красивая?

– Нормальная, – снова приподняла плечо. Я убрал руки.

– Что значит – нормальная? Поясни.

– Ничего особенного. Простая. Обыкновенная. Соответствующая возрасту. С нормальным телосложением, – поджимает губы.

– Ты смотришь издалека. И видишь только физиологию. Соответствующие стандартам параметры. Ты всегда так смотришь на своё тело. Обезличенно. Поэтому и воспринимаешь его как товар, а не как часть себя. Сними платье.

Вижу, как меняется её взгляд. Сколько в нём становится осознанности. Над переносицей пролегли две тонкие линии.

Алиса скрещивает руки у бёдер. Подцепляет подол. Стягивает с себя платье. Её волосы падают на спину, скрывая от меня десятки маленьких родинок.

– Даже сейчас, – я продолжаю стоять за ней, – когда ты полностью обнажена. Всё по-прежнему скрыто. Что ты можешь сказать о своём теле, отстранившись от него, и не принимая его? – она мотнула головой как в бреду. Словно ей показалось, что переживает слуховые галлюцинации. – Ничего. Инструмент, оболочка. Идём.