Эрика Йонг - Сердце Сапфо

С этими словами она дала знак девочкам — они сгрудились вокруг Эзопа и отвели его в другую пещеру. Праксиноя и я остались с Пентесилеей, которая прямо-таки впала в неистовство.

— Если бы вы видели эти жалкие крылышки, у вас бы сердце разорвалось. Мы считаем, что кто-то подсыпает яд в кобылье молоко, но никак не можем доказать это. Кому придет в голову обидеть крылатую кобылицу? Только какому-нибудь животному… или мужчине.

— Значит, хороших мужчин не бывает? — взволнованно спросила Праксиноя.

— Я не собираюсь обсуждать эту древнюю как мир тему. Она меня утомляет. Уже всем пора устать от этих споров. Скажем так: мужчины просто принадлежат к другому виду. Мы решили, что легче жить, не отвлекаясь на них. Мы воюем ради жизни, а они — ради славы. Мы — за наших дочерей, а они — против собственных сыновей и отцов. Если ты достаточно долго прожила в их мире и привыкла к нему, то, возможно, даже и не замечаешь всех их глупостей. Я вам сочувствую. Идемте, покажу вам наш мир.

Мы с Эзопом были очарованы амазонками, но Праксиноя была просто поражена. Она с широко раскрытыми глазами слушала Пентесилею. С самого начала обычаи амазонок произвели на нее сильное впечатление.

Мы узнали, что амазонки живут в прекрасно обустроенных пещерах, которые уходят глубоко в скалы, пещерах, украшенных изображениями их подвигов, пещерах более великолепных, чем дома самых богатых аристократов на Лесбосе или в Сиракузах. Находясь снаружи этих пещер, даже не подозреваешь о цивилизации амазонок, но внутри — сплошная красота и изящество. Амазонки всегда жили, опасаясь нападения из мира мужчин, и пещеры служили им укрытием.

Пентесилея провела нас с Праксиноей в особую пещеру, где в общих яслях мы увидели детей. Стены здесь были увешаны белейшим холстом. На полу лежали овечьи шкуры, чтобы младенцы могли ползать по ним. Десятки девочек неуклюже переваливались по этим ворсистым коврам. За ними присматривали молодые женщины, на каждую возлагалась ответственность за трех девочек. Стоило мне увидеть младенцев, как воспоминание о Клеиде болью отозвалось в моем сердце.

— Мы считаем, что матери должны навещать и любить своих детей, но на них не должна лежать вся полнота ответственности. Матери любят детей тем сильнее, чем меньше на них возложено обязанностей по уходу за младенцами. И дочери тоже почти не страдают, отказываясь от своих матерей, когда достигают ужасного возраста.

— А что такое ужасный возраст?

— Тринадцать лет. От тринадцати до семнадцати нашим девочкам не позволяется видеть собственных матерей. Им дается замена, которую они называют Деметрой, и она становится для них матерью, наставницей, учителем. Если они должны уметь противостоять зрелым женщинам, то они учатся этому на ней. Существуют правила для таких противостояний — особые правила. Мы разрешаем не только словесные и философские дебаты, но и боевые искусства. Наши молодые женщины учатся бороться и дискутировать со своими Деметрами. Они узнают, что спор можно разрешить словами или физическим состязанием, и могут выбирать то или другое. Если только правила, регулирующие эти соревнования, строго соблюдаются.

— Как это мудро! Как замечательно!

Пентесилея взяла на руки одну из девочек-ползунков и передала мне. Это была пухленькая малютка месяцев шести с золотыми кудряшками и зелеными глазами. Я понюхала влажные колечки у нее на шейке и заплакала.

Пентесилея недоуменно посмотрела на меня. Праксиноя объяснила ей:

— Ее малютка дочь была похищена несколько месяцев назад.

— И где она теперь?

— В Митилене с бабушкой.

— Это, я думаю, лучшее, что могло случиться с вами обеими.

Она обняла меня.

— Теперь ты сможешь научиться быть амазонской матерью — любящей, но не цепляющейся изо всех сил за свою дочь, — сказала она.

— Я думаю, что, наверно, могла бы стать амазонкой, — с торжествующим видом сказала Праксиноя. — Ведь меня подобрали на вершине холма!

— Тебе еще не поздно это сделать! — воскликнула Пентесилея.

Потом она отвела нас в амазонский храм — круглое сооружение, окруженное каннелированными колоннами. В центре стояла громадная скульптура амазонской богини Меланиппы. Высеченная из черного как ночь базальта (я думала, что это искусство ведомо только египтянам), она изображала женщину в расцвете лет с головой великолепной кобылицы. Грива у нее была из золотых нитей, мягких и податливых, как настоящие волосы. На талии — волшебный амазонский пояс из чистого золота, вроде бы тот самый, что Геракл похитил у Ипполиты. У нее были копыта с золотыми подковами. За спиной поднимались гигантские золотые крылья. Меланиппе прислуживали светловолосые жрицы, предлагавшие ей фрукты, мед, ячменные хлеба и золотые чаши с темно-красной кровью.

— Каждый месяц мы подносим богине нашу кровь. Это поддерживает в ней жизнь. Но все жрицы должны быть старше детородного возраста. Они собирают кровь и подносят ее богине, но своей крови не дают. Они кормилицы богини. Это большая честь, которой удостаиваются только женщины, вышедшие из возраста, когда возможно деторождение.

У меня и Праксинои, судя по всему, был удивленный вид — Пентесилея поспешила добавить:

— Ах да, вы наверняка слышали, что мы приносим в жертву богине пленных мужчин. Это неправда. Большая часть того, что о нас говорят, — неправда. О нас говорят, будто мы при виде воинов-мужчин слабеем и падаем в обморок. На самом же деле это они, завидев нас, слабеют и падают в обморок! Мы не калечим маленьких мальчиков и не поклоняемся Аресу и Артемиде. И не совокупляемся в лесу с кем ни попадя из мародерствующих племен. Мы не ищем ристалищ и побед, хотя нам временами и приходится сражаться, чтобы защитить себя от врагов. Мужчины пытаются нас унизить, распространяя об амазонках всякие слухи. Если из этого ничего не выходит, они прибегают к насилию. Дело в том, что сильные женщины в боевых доспехах пробуждают неодолимую страсть в большинстве мужчин. И тогда, изумленные и раздосадованные собственным желанием, они уже не могут думать ни о чем другом — только о том, как нас уничтожить. Мы выворачиваем наизнанку их представление о мире, а мужчины могут стерпеть что угодно, только не это.

Пока она говорила, мы подошли к другой пещере, где выращивали жеребцов. Жеребята тоже лежали на овечьих шкурах, а некоторых кормили одной, но полной молока грудью амазонки.

— Мы выкармливаем их своим молоком, так еще надеемся разгадать тайну исчезающих крыльев.

— У ваших лошадей всегда были крылья?

— Это удивительная история. Когда-то давно, когда амазонки жили около Черного моря, мы были искусны в верховой езде и выездке самых резвых лошадей. Враги говорили, что наши лошади крылаты — поэтому они такие быстрые. Но сейчас трудно сказать, что это было — правда или вымысел. Тогда, во времена первой великой царицы Пентесилеи, герой Беллерофонт, чтобы убить Химеру, приручил крылатого коня Пегаса. Беллерофонту помогали амазонки. Его жеребец Пегас даже какое-то время скрывался среди амазонских кобылиц на священном острове Аретиас, где мы выращивали и объезжали жеребцов. Вот после этого и стали рождаться крылатые жеребята, и еще долго мы выращивали лошадей с громадными крыльями — нам удалось увеличить их размер и размах. В те времена мы никого не боялись. Мы могли сражаться, могли летать, мы были словно богини на земле. Но понемногу крылья у новорожденных жеребят становились все меньше и меньше. А иногда появлялись экземпляры вообще без крыльев.