Джейн Дэвитт - Привяжи меня

Можно было бы небрежно усмехнуться в ответ, и Оуэн по привычке чуть не сделал этого… но притворяться, что слова Стерлинга его не тронули, было бы по меньшей мере лицемерием. Он никогда не лгал сабам или друзьям, а Стерлинг был и тем, и другим и заслуживал серьезного ответа.

— Если они в самом деле знают, что я рядом, что вспоминаю их, если только это возможно, думаю, они были бы рады увидеть тебя рядом со мной. — Он посмотрел в глаза Стерлингу. — Они были бы рады, что я счастлив.

Стерлинг ответил на его взгляд, в его глазах читалось медленное осознание того, что только что сказал Оуэн.

— Вы… вы этого заслуживаете, — наконец сказал он. — Я хочу, чтобы вы были счастливы. Хочу, чтобы… хочу… — Он вздохнул и отвел глаза. — Я хочу еще бекона. Простите. — Оттолкнувшись от стола, Стерлинг встал и направился к фуршетным стойкам, оставив Оуэна задаваться вопросом, что же он собирался сказать.

После этого Стерлинг упорно придерживался обыденных тем, а поскольку так было проще, Оуэн позволил ему это. Они вышли из ресторана и направились в местный цветочный магазин, где Оуэн покупал цветы родителям в прошлом году… он был по пути.

— Как насчет этих? — предложил Стерлинг, и, развернувшись, Оуэн увидел, что тот держит в руках что-то лиловое, похожее на ирисы.

Он бы никогда такие не выбрал, потому что предпочитал желтые или красные, что-нибудь яркое, напоминающее об осени, но так как он не верил, что отец в самом деле узнает, какие цветы будут лежать на его могиле, кивнул. Почему-то из-за участия Стерлинга все это казалось более важным, чем просто традиция, которая существовала еще недостаточно долго, чтобы называться таковой.

— Они очень красивые. — Он взял букет ирисов из рук Стерлинга и добавил их к охапке розовых сильно пахнущих роз. — Пошли.

Дорога на кладбище оказалась недолгой, а на маленькой парковке стояло не так много машин, хотя на дорожках между более новыми могилами то здесь, то там мелькали люди. Оуэн всегда очень сочувствовал одиноким скорбящим, кто-то неловко раскладывал цветы или рвал сорняки, кто-то стоял молча, опустив голову.

Раньше он и сам был таким — он не старался ходить на могилу родителей по каким-то особым дням, кроме этого, просто когда ему их не хватало, или когда что-нибудь напоминало о них, он останавливался у кладбища, всего на пару минут, — но не сегодня. Сегодня, как той женщине, цепляющейся за руку брата — внешнее сходство сразу выдавало в них родственников — или как той паре с ребенком, ему было с кем разделить свое горе, пусть за несколько лет оно и притупилось.

Стерлинг выглядел очень серьезным, хотя почти все его внимание было сфокусировано скорее на Оуэне. Когда они шли по тропинке к центру кладбища, он даже взял Оуэна за руку, и тот не стал возражать.

Под ногами лежали опавшие листья, шелестя и поскрипывая на холоде. Хотя снега не было, земля была жесткой, промерзшей.

— Надо было взять перчатки, — сказал Оуэн, когда они остановились перед могилой его родителей. — Здесь холоднее, тебе не кажется?

Он не ждал, что Стерлинг согласится — это было просто глупое замечание, мысль, что место смерти должно быть более холодным и тихим, чем любое другое, — но тот кивнул, крепче стиснул его ладонь, а потом засунул их сплетенные пальцы в карман своего шерстяного пальто.

— Так лучше? — спросил он.

— Да, — кивнул Оуэн, чувствуя костяшками какую-то монетку и другую мелочевку, обычно валяющуюся в карманах. Через минуту или две он вытащил руку и обнял Стерлинга за плечи, притягивая ближе, а тот обвил рукой его талию. У их ног яркой грудой лежали цветы, их запах и цвет были словно позаимствованы у весны и лета. От мороза бархатно-нежные лепестки почернеют, а ветер и дождь раскрошат их.

В голове было как-то странно пусто. Оуэн стоял, уставившись на имена на надгробии, и никак не мог взять в толк, что там, под ним люди, которых он знал и любил, но постепенно чувство умиротворения вытравило пустоту. Он наклонился и поднял один из ирисов, вывалившихся из букета, зеленый стебель холодил ладонь.

Он возьмет его домой и сохранит еще ненамного.

Мать Стерлинга приехала бы за ним в колледж, но в канун Рождества отец устраивал рабоче-праздничную вечеринку (хотя, само собой, называть ее так было нельзя — Стерлинг запомнил это, еще когда ему было девять, то есть продолжал делать это просто назло отцу), и у нее было очень много дел. Они, конечно, могли позволить себе заказать еду в ресторане, но если на чем Одри Бейкер и могла настоять — так это на том, чтобы самой готовить еду для вечеринок, которые проходят у нее дома.

Однако двадцать третьего она все равно заехала за ним на автовокзал на новеньком серебристом «БМВ» — Стерлинг совершенно точно помнил, что, когда он осенью уезжал в колледж, у матери была другая машина.

— Уилл! — закричала она, махая рукой, и он помахал в ответ и схватил свой чемодан.

Мать крепко обняла его, когда он добрался до машины, что было очень неудобно с чемоданом в руках.

— Наконец-то! Я так соскучилась. Дай посмотреть на тебя. — Она отодвинула его на расстояние руки и оглядела. — Хорошо выглядишь. Решил отрастить волосы?

Оуэну нравилось, он любил запускать в них пальцы, а если Оуэну что-то нравилось, Стерлинг делал это. По большей части.

— Так, немного. Я был занят.

— Все еще работаешь в магазине мороженого? Должно быть, тебя там любят.

Он засунул чемодан в багажник и забрался на пассажирское сидение.

— Мне опять повысили зарплату, так что, наверное, ты права. Мне нравятся ребята, которые там работают.

Мать выразительно на него посмотрела. Стерлинг знал, что означает ее взгляд. Он означал: «Это здорово, дорогой, но пожалуйста, не упоминай об этом при отце».

— Хорошо. Джастина так радовалась, что ты приезжаешь… я едва заставила ее пойти сегодня на уроки. Пришлось пообещать отпросить ее из школы пораньше. Заедем за ней по пути домой, если ты не против?

— Конечно. Я тоже очень хочу ее увидеть.

Джастина ходила в местную школу — дорогую, престижную и, по мнению Стерлинга, предназначенную для того, чтобы с раннего возраста воспитывать из девочек идеальных жен для мужчин вроде его отца. В свои двенадцать Джастина могла назвать вино, подходящее, пожалуй, к любому блюду, и знала все самые популярные места отдыха. Справедливости ради надо признать, что ко всему этому она еще и получала отличное образование и шанс заниматься у лучших тренеров и учителей. Джастина обожала теннис; Стерлинг все еще мог обыграть ее, но с каждым годом это становилось все труднее.

Когда они подъехали к школе, Джастина уже ждала на ступеньках, переминаясь с ноги на ногу, дорогой ранец, скорее всего полный домашних заданий на каникулы, висел на плече, яркая голубизна школьного пиджачка оттеняла ее волосы, делая их ярко-золотистыми. Стоявшая рядом с ней учительница помахала Одри, которая помахала той в ответ, и скрылась в здании.