Роузи Кукла - Уроки умелых обезьян

Опять эта вьетнамка выходит к властям и ведет с ними переговоры. И как только она поворачивает назад голову, то весь отряд из вьетнамок, как по команде опять начинает орать и кричать. И так по нескольку раз подряд. Как только чиновники пытаются отказать, то тут же все вокруг начинает кричать и шуметь. Наконец я вижу, как самый главный из чинов полицейских кивает ей головой. Удрученно. Но скорее не от того, что соглашается, а потому, что деваться ему мол, некуда. Рейс ведь опаздывает. Это он, оборачиваясь к нам, на часы свои показывает и как бы оправдывается перед нами. Ну, что я мол, могу с ними поделать. А потом.

Потом, старшая, из вьетнамок быстро отходит к своим и ее тут же все окружают. Деньги им собирают, догадываюсь я. Потому, что вижу, что многие из вьетнамок руками лезут к себе за бюстики или в штаны. Потом вижу, что они какое-то время между собой ругаются. А затем, почти не скрывая свои намерения, эта старшая из вьетнамок идет снова к чинам.

Теперь уже сгрудились они. Вижу, как жестикулируют, что-то говорят. Потом эта вьетнамка. То возмущается громко и ее тут же поддерживает вьетнамские тылы своими воплями. А потом еще несколько раз от нее к ним, перебегают вьетнамки. Видно деньги добирают. Догадываюсь я.

Дело улажено, как я уже догадываюсь, потому, что теперь нас приглашают к выходу. Идем к самолету, занимаем места. Но пока что ничего не происходит. Потом вижу, как из павильона выезжает тележка доверху забитая этими самыми коробками, а за ней следом толпа вьетнамок с сумками и детьми. Мне от этой картины не по себе. Это куда же они, думаю, все устремляются? Неужели же все к самолету? И вот тут-то начинается буквально штурм.

В двери врываются вьетнамки, за ними следом летят коробки и сумки. Борт проводники смяты. Все вьетнамки лезут в самолет, дети кричат, все стараются свои вещи засунуть хоть куда-то. И я не успеваю опомниться, как на меня валят сверху, сразу пару коробок с какой-то техникой. Я их инстинктивно отпихиваю, но тут же, вместо них мне сыпется, буквально на голову, другие. И так минут пять. Все взмокли, нечем дышать. К крикам вьетнамок присоединяются наши возмущенные голоса. Но как-то все вдруг и внезапно успокаивается. Вьетнамки садятся прямо на пол, между рядами, а некоторые тут же укладываются спать прямо у вас в ногах. Я-то человек авиационный и понимаю, что все это значит для нас.

Самолет перегружен, центровка ни к черту, думаю, а как же мы будем взлетать. И тут же я слышу, как запускаются двигатели. Ну, матерь Божья, помогай!

Взлетели, хотя и долго бежали по ВПП. Потом краем глаза, из-за коробок, вижу, как под нами проплыли пейзажи Пномпеня. И мы все-таки улетаем в Сайгон.

Потом, я часто видел, как в магазинах, и на рынках все те коробки, которые мне до этого ставили на голову в самолете, лежали, пылились на полках. И каждый раз я вспоминал те картины их погрузки и транспортировки во Вьетнам.

Время сближало нас с окончанием работ. Вот и подошел конец года, а с ним и наша работа подходила к концу. Это у нас Новый год, холод и снег, а во Вьетнаме разгул высокой температуры. Но мы готовимся к празднику и приглашаем своих помощников к нам на праздник в гостиницу. Решили их удивить и специально, заранее заказали черный, ржаной хлеб и красную икру.

Сами вырядились, я в Деда морозу, а Ленька в бородатую Снегурочку. Потом вместе с ними дурачимся. Им весело, и мы все выпиваем немного, закусываем. Они пришли с девушками, это нам господин Ан, удружил. Потому нам еще более весело. Наконец-то все усаживаются за столом, и Снегурочка обносит их, угощает бутербродами с красной икрой. Но что это? Вижу, как они прячут под стол куски, что откусывают. Им черный хлеб не мил? Или всему виной не привычный вкус? Сами кусаем и поясняем, что есть бутерброды с красной икрой это роскошь, а тем более запивая шампанским! Но все наши старания так и остаются у нас под столом.

Они всегда именно так себя и ведут. Едят, пьют и все что не нужно, мешает, кидают под стол. С одной стороны это свинство, а с другой видимо хорошо. Ведь везде у них кафель на полу. И мы часто видели, приезжая в гостиницу на обед, свадьбы.

Во дворе все заставлено столиками и маленькими пластиковыми табуретками по восемь штук и впритык. Через весь двор протянуты над головами флажки, висят фонарики бумажные, людей много. Человек сто. И пока мы ворчим с непривычки, и нам все кажется, что уж теперь-то они не дадут нам часик в обед отдохнуть. Но потом забываемся в полу обеденном сне. Проснулись, но во дворе не привычно тихо. Выходим, чтобы уехать снова на работу, а свадьбы как будто и не было вовсе. Во дворе пусто и чисто. Даже не вериться, что только час тому назад здесь толпился народ.

И вот так всегда. Вроде застолье, гости, но все это только на час. И не минутой больше. Вот как у них гуляли, не то, что у нас. Тем белее на свадьбах или праздниках.

Вечером вылезли на плоскую крышу. Весь Бьен Хуа у нас на виду. Вот, думаем, сейчас они начнут!

Знали, что сегодня в двенадцать часов у них будет салют. По случаю Нового года. И действительно, в двенадцать, что-то по улицам затрещало, засверкало, стало вспыхивать, но только внизу. И ни одной ракеты не устремилось ввысь! Ничего не пойму? Что же случилось? Неужели тому виной, те листовки, которые нам перевили, и ими были заклеены буквально все улицы и дома?

В листовках писали, что на празднике не разрешается пускать фейерверки выше первого этажа. Мы и не думали даже, что это серьезно, потому и забрались смотреть на салют, как нам казалось такой, особенный. Тем белее где? В Юго-Восточной Азии! Ан, нет!

Этим своим послушанием они еще раз удивили нас. Раз им сказали, нельзя! То вот вам и результат!

Так, что мы напрасно простояли на крыше. Ни один огонек так и не взлетел над крышами города с трехсот тысячным населением.

Им ведь сказали, попросила власть, самым обычным гражданам и самым обычным вьетнамским языком! А у нас?

Кстати, тому убеждались не раз. Раз сказали, то будь те любезны, все будет выполнено в срок и без каких либо пререканий. Вот как у них понимали приказы и команды, что подавались. А как у нас?

Было чему удивляться и восхищаться, но все это, видимо неспроста.

Вскоре нам рассказали, как освобождали страну.

Американцы так отступали, что ничего не ломали, не сжигали, а наоборот. Оставили для каждой запертой двери, связку ключей. Все на местах. Инструмент, материалы, исправны все до одной машины, станки и даже в рабочем состоянии линии гальваники. Все смазано, работоспособно и потом, у них много лет так и работало. Да, что там работало? И работает до сих пор! И меня это их бережное отношение, поражало. Казалось бы, бей, круши, тащи! Как это было у нас. А у них, все сохранили. Даже всю авиатехнику.