Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков светлее

— Ана, — выдыхает он и наклоняясь вниз, целует мое горло. Удерживая меня сильно, медленно и легко он толкает меня — туда и обратно… выше и выше… так изысканно синхронно — плавная чувственная власть. Блаженное удовольствие светится далеко за пределами и глубоко внутри меня.

— Я люблю тебя, Ана, — шепчет он мне на ухо, его голос низкий и резкий, и он поднимает меня опять — вверх-вниз, вверх-вниз. Я обвиваю свои руки вокруг его шеи и запускаю пальцы в его волосы.

— Я тоже люблю тебя, Кристиан. — Открывая глаза, я нахожу его взгляд, направленный на меня, и все что вижу — это любовь, сияющая ярко и энергично в мягком свечении света игровой. Его ночной кошмар, по видимому, уже позабыт. И поскольку я уже чувствую, что иду навстречу моему освобождению, я осознаю, что это то, что я хотела — соединение, как демонстрация нашей любви.

— Кончи для меня, детка, — шепчет Кристиан, его голос звучит тихо. Я зажмуриваю глаза, мое тело напрягается на низкий звук его голоса, и громко кончаю, погружаясь в мощный оргазм. Он замирает, лбом опираясь на мой, тихо шепчет мое имя, обвив меня своими руками, и тоже находит свое освобождение. Он нежно приподнимает меня и кладет на кровать. Я лежу на его руках, выжатая и, наконец, насыщенная. Он утыкает носом в мою шею.

— Сейчас лучше? — шепчет он.

— Хм.

— Пойдем в постель, или вы хотите спать здесь?

— Хм.

— Миссис Грей, поговорите со мной. — Он звучит забавно.

— Хм.

— Это лучшее, что вы можете сказать?

— Хм.

— Идем. Позволь мне положить тебя в кровать. Мне не нравится здесь спать.

Неохотно, я двигаюсь и поворачиваю лицо к нему.

— Подожди, — шепчу я. Он щурится на меня, выглядя наивным и невинным, и в то же время полностью оттраханным и довольным собой.

— Ты в порядке? — Спрашиваю я.

Он кивает, самодовольно улыбаясь, как подросток.

— Сейчас да.

— Ох, Кристиан, — ругаю я, и мягко глажу его лицо. — Я говорю о твоем кошмаре.

Его лицо застывает, затем он закрывает свои глаза и обнимает меня, уткнувшись лицом мне в шею.

— Не надо, — шепчет он. Его голос, хриплый и резкий. Сердце переворачивается у меня в груди, и я обхватываю его крепко, гладя руками вниз по спине и по волосам.

— Прости, — шепчу я, обеспокоенная его реакцией. Блин, — как я могу оставить его с этими перепадами настроения? Что это, черт возьми, за кошмар? Я не хочу причинить ему еще больше боли, заставляя переживать подробности. — Все в порядке, — бормочу я тихо, отчаянно пытаясь вернуть его к игривому мальчику, как минуту назад. — Все хорошо. — Я повторяю это снова и снова, успокаивающе.

— Пойдем в постель, — спокойно говорит он через некоторое время, и отодвигается от меня, оставив опустошенной и больной, когда он встает с постели. Я карабкаюсь за ним, придерживая атласные простыни, обмотанные вокруг меня, и наклоняясь, чтобы забрать свою одежду.

— Оставь это, — говорит он, и прежде чем я осознаю, берет меня на руки. — Я не хочу, чтобы ты споткнулась в этой простыне и сломала себе шею. — Я обнимаю его, удивляясь, что он вернул себе все свое хладнокровие, и тыкаюсь в него носом, пока он несет меня вниз, в нашу спальню…

Мои глаза открываются. Что-то не так. Кристиан не в постели, хотя еще темно. Взглянув на радио-будильник, я вижу, что всего три двадцать утра.

Где Кристиан? И я слышу звучание пианино.

Быстро встав с кровати, я схватила свой халат и бегу по коридору в гостиную. Мотив, который он играет, такой грустный и печальный, — я уже слышала, он играл это раньше. Останавливаюсь в дверях и слежу за ним в луже света, в то время как болезненно-печальная музыка заполняет комнату. Он заканчивает, затем начинает произведение еще раз. Почему такой жалобный мотив? Я обнимаю себя и зачарованно слушаю, как он играет. Но мое сердце разрывается от боли. Кристиан, почему так грустно? Это из-за меня? Я сделала это? Когда он заканчивает, только чтобы начать в третий раз, я больше не могу выносить этого. Он не поднимает глаз, когда я оказываюсь рядом с пианино, но сдвигается в сторону так, чтобы я могла сесть рядом с ним за пианино. Он продолжает играть, а я кладу голову на его плечо. Он целует мои волосы, но не останавливается, пока не заканчивает пьесу. Я гляжу на него снизу вверх и он смотрит на меня сверху вниз, осторожно.

— Я разбудил тебя? — Спрашивает он.

— Только, потому что ты ушел. Как называется эта пьеса?

— Это Шопен. Это одна из его прелюдий ми-минор. — Кристиан замолкает. — Она называется «Удушье».

Потянувшись, я взяла его руку.

— Ты действительно потрясен всем этим, не так ли?

Он фыркает.

— Невменяемый мудак попадает в мою квартиру и пытается похитить мою жену. Она не выполняет то, что она сказала. Она сводит меня с ума. Она использует стоп-слова… — Он закрывает глаза, и когда открывает их — они застывшие и печальные. — Да, я очень потрясен.

Я сжимаю его руку.

— Мне очень жаль.

Он прижимается своим лбом к моему.

— Мне приснилось что ты умерла, — шепчет он.

Что?

— Лежала на полу — такая холодная — ты бы не проснулась.

Ох, Пятьдесят.

— Эй, — это просто был плохой сон. — Я обхватила его голову руками. Его глаза заглянули в мои, и в них была тоска. — Я здесь, и мне холодно без тебя в кровати. Возвращайся в постель, пожалуйста. — Я беру его руку и встаю, ожидая, что он последует за мной. Наконец, он тоже встал. Он одет в пижамные штаны, и они свисают с него так, что я хочу запустить пальцы внутрь, за пояс, но я сдерживаюсь и веду его обратно в спальню.

Когда я проснулась, он обвившись вокруг меня, — мирно спит. Я расслабилась и наслаждаюсь его обволакивающим жаром, его кожа на моей коже. Я лежу совершенно неподвижно, не желая его беспокоить. Парень, что за вечер. Я чувствую себя так, как будто попала под поезд-товарняк, — который мой муж. Трудно поверить, что человек, лежащий рядом со мной, выглядящий таким спокойным и молодым во сне, был так замучен прошлой ночью, и так мучил меня. Я смотрю вверх на потолок, и мне кажется, что я всегда думаю о Кристиане, как о сильном и доминирующим — однако реальность в том, что он такой хрупкий, — мой потерянный мальчик. Вся ирония в том, что он смотрит на меня, как на слабую, но я так не думаю. По сравнению с ним, я — сильная. Но достаточно ли я сильна для нас обоих? Хватит ли у меня сил дать ему немного душевного спокойствия? Я вздохнула. Он не просит от меня многого. Я вспоминаю наш разговор прошлой ночью. Как мы оба не старались, но решили ли мы что-нибудь? Суть в том, что я люблю этого человека, и мне нужно наметить курс для нас обоих. Один, — который позволит мне сохранить целостность и независимость, и по-прежнему быть больше с ним. Я — его, а он — мой. Я решила приложить особые усилия в эти выходные, чтобы не дать ему повода для беспокойства. Кристиан вздрагивает и поднимает голову с моей груди, сонно глядя на меня.