Лора Касишке - Вся жизнь перед глазами

По сравнению с прошлым годом белое платье оказалось чуть тесноватым. Диана пошла в дочкину комнату, убрать кровать.

Начала с простыни, которую расправила и попыталась плотно заправить под матрас — она ненавидела съехавшие и сморщенные простыни. Особенно много возни было с уголками. Диана приподняла матрас, и противоположный, уже заправленный конец простыни мгновенно выскользнул наружу, чего, впрочем, она и ожидала.

Она вздохнула, обошла кровать с другой стороны и натянула простыню, потом попробовала заправить собранный на резинке угол под матрас, но в этот миг другой край опять выскользнул.

Это была отвратительная игра — должно быть, та самая, в которую заставляют играть в аду. В геенне огненной, созданной специально для домохозяек, шлюх и непослушных девочек. Игра под названием «Вечная неудовлетворенность, или Схватка с ангелом». Диана фыркнула, вдохнула поглубже и почувствовала, как на животе плотно натянулась ткань. Почему платье стало мало? По весам она не прибавила ни фунта. Наверное, у нее в теле объемы перемещаются с места на место.

Она вернулась к другому краю кровати, чтобы попробовать еще раз.

Наконец, с нижней простыней было покончено. Она встряхнула верхнюю, расправила стеганое ватное одеяло с крошечными розовыми бабочками, парящими в розовом небе, и все аккуратно подоткнула. Именно так любит Эмма. Когда все заправлено.

Диана взбила подушки и уложила их горкой в головах постели, подняла с пола упавшие ночью игрушки — Домовенка, Винни Пуха и плюшевого медведя, усадила их в рядок, чтобы не заваливались друг на друга. Она стояла спиной к двери, склонившись над кроватью, и тут ей послышался из коридора какой-то посторонний шум. Она быстро обернулась. Никого.

В груди екнуло. От удивления? Или просто давит тугое платье? До нее вдруг дошло, что голова болит по-прежнему. Со вчерашнего вечера? Или после холодного сока в дочкином стакане? Или из-за борьбы с простыней?

Наверное, все это вместе взятое. И еще подростки в бассейне…

Как ни противно было признаваться самой себе, они здорово выбили ее из колеи. Головная боль, сморщенная простыня, подростки, занимающиеся любовью в соседском бассейне, — для нее это были вещи одного порядка. А ведь еще утром она настраивалась на радость и удовольствие. Лето, в воздухе — свежесть от недавней грозы, привычный покой пустого дома… Все вполне материально, но сама материя состоит из тишины и мечтательности.

По утрам, оставаясь в полном одиночестве в доме своей мечты, Диана иногда ловила себя на мысли, что пожелай она, и ее рука сможет проникать сквозь мебель и стены.

Все вокруг казалось живым. И что с того, что эта жизнь сводилась к игре света и тени?

Но нынешним утром Диана чувствовала, что не может сосредоточиться. Внимание рассеивалось, словно назойливое жужжание мухи вырвало ее из волшебных сновидений. Ковры-самолеты и прекрасные замки опять превратились в кровати и занавески, а прекрасное многообещающее утро обернулось обыденной скукой и рутиной.

Подростки. Нагота. Бесстыдство. Наглость.

Разве когда-нибудь раньше ее раздражали эти качества, часто присущие юности?

Никогда.

Она не забыла, что тоже была подростком; из-за некоторых проделок ее таскали в полицию, где делали ей серьезные внушения. Однажды ее застукали с мальчиком, который даже не был ее дружком — они познакомились всего пару дней назад — на пустой автостоянке у торгового центра на окраине городка.

Диана не помнила ни как его звали, ни как он выглядел, помнила лишь злобное шипение ядовито-зеленой неоновой вывески над закрытой прачечной самообслуживания. В машине работала печка, потому что стоял ноябрь, а по радио передавали оглушительный рэп на таких мощных басах, что казалось, у машины есть собственное сердце и они сидят внутри него.

Очевидно, кто-то проявил бдительность.

Офицер осветил фонариком заднее сиденье и приказал мальчику предъявить права. Диана и ее дружок оба были голые.

Пока парень искал в кармане брюк бумажник, коп заставил Диану вылезти из машины.

На улице было не больше пяти градусов.

Диана видела густой пар от теплого дыхания полицейского.

Она протянула руку за своим черным пуховиком, но коп велел ей ничего не трогать. Так она и стояла в чем мать родила, дрожа от холода. Ледяной асфальт обжигал ступни, а коп все пялился на ее обнаженное тело, направив на него круглый зрачок фонарика. Холодный свет и стальной взгляд.

Она помнила, как пыталась отстраниться от происходящего, абстрагироваться от собственного тела, мерзнущего под пристальным взглядом полицейского. Словно выпустила на волю свою сущность, через родничок на макушке покинувшую физическую оболочку — руки, ноги, грудь. Очевидно, ее лицо в результате этих попыток приобрело настолько отрешенное выражение, что полицейский обозлился не на шутку. Надо полагать, ему уже приходилось видеть нечто подобное на лицах многих девчонок, и он знал, что это означает. Да пошел ты, коп вонючий, подавись говном и сдохни…

Дерзость и отвага, вот что это было.

Диана вернулась в свою спальню и с удивлением обнаружила, что их с Полом кровать уже застелена.

Когда же она успела?

До или после того, как переоделась?

Или это Пол?

Может, она просто не заметила, что кровать уже убрана?

Нет-нет. Она смутно помнила, как взбивала подушки и укладывала их на старинное стеганое одеяло — красивое, ручной работы, с вышитыми голубыми уточками. Это одеяло она купила на блошином рынке задолго до того, как забеременела, под ним они с Полом занимались любовью и зачали Эмму.

Она помнила, как переворачивала и укладывала на место подушки, но могла поклясться, что это было вчера.

Или даже позавчера.

Диана в легком смятении застыла возле кровати.

Вот они, штучки среднего возраста. Каждый день, если все нормально, так плавно и незаметно переходит в следующий, что их перестаешь различать. Жизнь течет себе и течет. Ты и не замечаешь, как она проходит, — пока не стукнет сорок. До этого момента все твое существование — это борьба, постоянный рост и развитие, постоянные перемены. В начальной школе она проращивала в бумажных стаканчиках бобы и с интересом смотрела, как из влажной почвы появляются на свет слабые бледно-зеленые проростки. А потом они засохли. Так и в жизни, от фазы до фазы, от детства до зрелости, как будто кончается одна жизнь и начинается другая. Переходный возраст, созревание, секс, замужество, беременность, ребенок — пока все эти стадии не сольются в череду похожих друг на друга дней. Семейные заботы, домашнее хозяйство. Средний возраст. Ты снова и снова входишь в эту реку, а она все та же.

Это хорошее время, считала Диана. Впервые за многие годы у тебя появляется уверенность в том, что мир предсказуем. Ты знаешь, что будет завтра или через неделю.