Лора Касишке - Вся жизнь перед глазами

— Наверное, у него есть подружка, — предположила одна.

Девочки успели привыкнуть к тому, что на них обращают внимание, особенно если они сами не скрывали, что это им нравится. Они не были самодовольными и тщеславными. Просто очень юные симпатичные девчонки, понятия не имевшие о том, что мужчины провожают глазами отнюдь не каждую женщину.

С бутылочками кока-колы и бумажными пакетиками с жареной картошкой они прошли через парковку «Бургер Кинга», сели на бордюр и вытянули ноги, греясь на солнышке.

Обеим скоро должно было исполниться семнадцать — достаточный возраст для того, чтобы забеременеть, поступить на работу или водить машину (впрочем, ни у той ни у другой еще не было не только никакой машины, но даже водительских прав).

С разрешения родителей они могли даже выйти замуж. Конечно, ни одна пока не собиралась работать. Их матери не считали понятие счастливого детства пустым звуком, чтобы гнать их на работу сразу после школы…

Годы, проведенные в детском саду или под присмотром няньки, пока их разведенные матери трудились, ходили на свидания или уроки по социальной психологии, теперь окупились с лихвой: они получали карманные деньги на мелкие расходы и полностью распоряжались своим свободным временем.

Правда, заняться им было особенно нечем, разве что ждать. Ждать, что может произойти.

Они медленно съели картошку: она была масленая, хорошо посоленная и очень вкусная. Им и в голову не приходило ограничивать себя, смакуя каждый кусочек, — о фигуре они не думали. Они жили в мире, где было завались жареной картошки — золотистой, жирной и дешевой. В будущем они много чего перепробуют — чего захочется и столько, сколько захочется. Матери при них постоянно тряслись над каждым ломтиком брынзы или очищенной от кожи куриной грудки — не дай бог съесть лишнего, но их это не занимало. Если бы кто-то сказал им, что когда-нибудь и они будут точно так же отмерять себе скудные порции еды, они бы только посмеялись.

Машины на парковке у «Бургер Кинга» стояли тесными рядами. Время от времени то одна, то другая проезжала мимо них так близко, что они могли коснуться ее вытянутой лоснящейся ногой.

Из серебристой спортивной машины появились два урода и двинулись ко входу в ресторан. Они шли молча, слегка ослабив узлы галстуков и расстегнув пиджаки; у одного над верхней губой тянулась тоненькая ниточка усов. Проходя мимо девочек, они с таким беззастенчиво глупым видом уставились на их ноги, словно те существовали сами по себе, и подружки, не удержавшись, громко расхохотались. Молодая мамаша, одной рукой тянувшая за собой годовалого малыша, а в другой тащившая матерчатую сумку, наградила их негодующим взглядом.

Все молодые матери сердятся, глядя на молодых девчонок, особенно смеющихся. Так же, как женщины постарше. Вот и сейчас несколько мамаш, сопровождавших плечистых сыновей-подростков в футбольной форме, неодобрительно покосились в сторону источника смеха.

Девочки честно попытались подавить приступ веселья, но их хватило всего на несколько секунд, после чего они опять заливисто захохотали.

Они не понимали, что одним своим видом — длинноногие, шестнадцатилетние, абсолютно свободные и беззаботные, имеющие возможность нахально смеяться в середине дня на парковке у закусочной — олицетворяют для этих женщин… Что именно?

Неясную тоску? Негодование? Сожаление?

Ведь ни одна девочка никогда не была женщиной средних лет, но каждая женщина была когда-то девочкой.

На обед Диана приготовила итальянскую пасту-лингвине с домашним томатным соусом.

Утром она купила у пожилого мексиканца и его такой же пожилой жены целый пакет калифорнийских помидоров. На протяжении последних лет двадцати они каждое лето открывали свою овощную лавку на окраине Бриар-Хилла, на пересечении шоссе М-50 и Блу-Стар. Диана с матерью покупали у них точно такие же пакеты с помидорами.

И мексиканцы были тогда такими же старыми, как сейчас, на взгляд Дианы, жутко старыми.

Они никогда не разговаривали, молча передавая товар и так же молча забирая деньги.

Диану это не смущало. Овощи и фрукты у них всегда были свежие: яблоки, помидоры, персики. После рождения Эммы она перепробовала пропасть диет. Следить за тем, сколько и какой еды попадает тебе в рот, оказалось совсем непросто. Чтобы вернуть себе прежний, до беременности, вес, понадобились постоянная бдительность и строгая самодисциплина — она и не подозревала, что способна на такие подвиги. Труднее всего было дотянуть до июня, когда появляются свежие овощи и фрукты. Вместе с ними к ней возвращались легкость и беззаботность — как выяснилось, и еда порой может доставлять чистое удовольствие.

— Объедение! — похвалил Пол.

Он не лукавил — пряная свежесть упругих, налитых солнцем томатов придала блюду восхитительный вкус. Впрочем, Пол всегда превозносил ее стряпню.

Диана хорошо готовила, но и вполовину не так хорошо, как это представлялось ее мужу. Знакомясь с его коллегами, она неизменно слышала: «О Диана! Все знают, что вы — непревзойденная повариха!»

И студенты на факультетских вечеринках рассказывали, что он даже на лекциях расхваливает кулинарные способности жены.

Диана наблюдала, как ее маленькая семья поглощает еду. Пол ел медленно, с видимым удовольствием, время от времени поднимая глаза от тарелки, чтобы улыбнуться жене, а Эмма в основном занималась тем, что сосредоточенно накручивала макаронины на зубья вилки. Пол с Дианой не давили на дочь, раз и навсегда решив, что пусть себе ковыряется в тарелке, словно играет с едой, до последнего оттягивая момент, когда все-таки придется хоть что-то проглотить, — все лучше, чем ничего. Они старались не принуждать дочь ни к чему, в том числе не кормить насильно, — слишком хорошо оба помнили, как в детстве их заставляли есть ненавистные брокколи или перуанские бобы. Разве могла Диана забыть, как разгневанная мать чуть ли не часами стояла над ней с ложкой грибного супа-пюре, который не лез в глотку, а мать знай себе твердила: «Кому сказала, ешь сейчас же!»

— Что, совсем не нравится? — обратился Пол к Эмме.

Та подняла глаза и робко улыбнулась.

— Просто попробуй, — вступила Диана, стараясь не проявлять излишней настойчивости. — Соус домашний.

Эмма повела глазами с отца на мать, потом уставилась на вилку с макаронами. С осторожностью поднесла ее ко рту.

Затем облегченно вздохнула, и макаронина скользнула в рот. Она ее прожевала, проглотила и потянулась за новой порцией пасты.

Эмма съела всю тарелку.

— Ну, кажется, мы нашли еду, которая тебя устраивает. — Пол передал Эмме тарелку с добавкой.

— Вкусно! — Эмма погрузила вилку в пасту. Она ела так быстро, что скоро и лицо и руки у нее оказались перепачканными в томатном соусе.