Роузи Кукла - Гардемаринки-гарде!

— Равняйсь! Смирно! Равнение на право! Товарищ….

Идет строевой смотр и принятие нами присяги. Мы стоим отдельно и с автоматами, сразу за офицерами нашего факультета. И хоть чувствуем, как на нас все пялятся, после этой команды, а вернее на наши выпирающие женские принадлежности, мы все равно выпячиваемся, так как волнуемся. Ведь от того, как все проделаем, нам всего один шаг до присяги. А там… Мамочка, родная! Курсантка я стану, настоящей гардемариночкой!

Смотр прошли успешно, а теперь уже присяга!

— Богданова!

— Я!

— Выйти из строя на пять шагов.

— Есть!

И шагаю, как научил нас мичман, наш папа Петруша. Так мы между собой нашего мичмана.

Вышла, повернулась. Все четко. Вроде все как надо. Грудью, всем телом почувствовала, как меня со всех сторон прощупывают, словно рентгеном, сотни мужских глаз. Голову вскинула и смотрю перед собой. Дали текст, читаю присягу. А потом.

— Приказом…. Богданову Марианну Ивановну зачислить курсантом на первый курс….

Стою, ликую. Грудь распирает! Свершилось! Свершилась моя мечта! Ах, мамочка, если бы ты видела меня, свою дочечку! А она видит, я чувствую!

— Курсант Богданова! Встать в строй!

Пока иду, печатая шаг, чувствую, как коленки слегка дрожат.

— Сафронова!

— Я!

— Выйти из строя…..

И уже теперь вижу, как Зойка совсем неплохо, а даже где–то ловко и очень даже красиво маневрирует своим пухленьким, аппетитно выступающим задом и у нее все очень даже неплохо теперь получается. И пока присягу читает, а потом, читают приказ, она на меня все время смотрит и смотрит. Даже неудобно!

— Курсант Сафронова! Встать в строй!

И опять вижу, что снова все у нее хорошо. И шагает и поворачивается рядом, как надо. Потом чувствую, ее горячую руку, которая мою кисть обхватывает и сжимает.

— Поздравляю! — Шепчет. И я ей так же. — И я поздравляю! У тебя все хорошо получается!

— Нет! — Шепчет. — У нас! У нас с тобой все хорошо получается!

Я, тут же выдергивая свою руку. А она ее ищет, хватает. Я сопротивляюсь, пихаюсь, а она снова и снова.

— Тиши вы! — Слышу сзади голос Верки. — Еще успеете передраться, любовницы.

Вот же? Опять это нам с ней. Ну, какие мы любовницы? Я даже не знаю, что и ответить.

А уже после нас поздравляют, но это того у кого родные прибыли. А меня, Зойку и еще некоторых иногородних или бывших детдомовских девчонок некому поздравить. Потому мы уже сами. По кусочку вкусненького чего–то и в кубрике празднуем. И хоть дядя Богдан в обиде, но я отказалась к ним, хочу со своими девчонками рядом. Потому что присягу принять, это наша, можно сказать, маленькая победа и первая. И мы ее заслужили, потому и празднуем вместе.

А ведь как все сложилось до этого. Зойка меня упросила помочь ей в строевой подготовке. Меня все время в пример им всем, вот она и пристала. Помоги, да помоги!

Мы с ней уходили куда подальше, от назойливых глаз и тут уж я ее гоняла.

— Так! А ну давай, шевели задом! Что ты как гимназистка сисястая? И не пререкайся! Лучше все делай, четче! Еще раз давай все сначала!

И я ее гоняла. А вернее, она мне позволяла это с собой проделывать. Никому не позволяла, только мне.

А так она видная, плотная и озабоченная. Как она сама о себе говорила, что она девушка видная и сексуально озабоченная. И я ее так и дразнила.

— Ну, ты! Сексуально озабоченная! Давай, четче все, еще, еще! Это тебе не под мальчиками бедрами своими роскошными двигать. Давай снова! Поговори мне, поговори!

— Это ты им будешь потом рассказывать, какая ты умелая. А пока что не очень–то грациозно все получается. Ну и как ты перед всем факультетом будешь так ж…. вертеть? Я же тебе говорила, ты что, не слышишь?

И снова по новой. Она уже употела. Я ей.

— Может уже хватит?

— Нет! А давай вместе с тобой. У меня все тогда лучше получится.

— Ты уверена?

— А ты?

— Что я? Я‑то умею! А вот ты ни черта не умеешь!

— Много ты обо мне знаешь! С тобой у нас все получится, дорогуша!

— Зойка! Я ведь тебе уже сказала? Сколько раз повторять, что мне неприятно это твое Дорогуша! Давай, как–то по–другому.

— Ну, хорошо. Зайка.

— Что? Ну, ты еще скажи….

Она перебивает и ляпает. — Любимая!

— Так! На сегодня закончили! Я не могу с такой сексуально озабоченной бабой заниматься! Я же тебя предупреждала! Ведь предупреждала? Тогда, какого черта ты опять за этих, твоих любимых зайчиков, кроликов взялась?

Потом ругаемся. Но я понимаю, что в это время она отдыхает. Она уже не раз мне об этом говорила. Что мол, я с тобой ругаюсь, а душа моя отдыхает. На мой вопрос, почему так, она поясняет, что страшно любит меня видеть в таком виде. И добавляет, что тогда она, так и хочет передо мной упасть на колени, руками меня обнять и извиняться.

За что я ей в очередной раз спички складывать в ее коробочку предлагаю. Ну, потому что она снова у меня, дура!

Дура, дурой, а парни за ней хвостом. И все время около нее крутятся. Мне даже это обидно видеть было. Я ей.

— Чем это у тебя намазано? Что так за тобой парни увиваются?

— А ты не спрашивай. Сама скоро узнаешь.

— Что узнаю? О чем ты?

Она загадочно на меня смотрит, и я почему–то в такие моменты смущаюсь. Вот же? Что в ней действительно такого есть? С виду ведь и не скажешь? Хотя, если по–честному и откровенно, так если бы я была парнем я бы только с ней, все время.

Вот, скажем, я для себя такую придумала молчаливую игру, будто я парень и говорю о ней с позиции парней.

Так! Баба она симпатичная. Полноватая, правда, немного в бедрах. Но это, наверное, к достоинству женщин, так думаю. Таким полноватым удобнее, наверное, с ними. И потом, если она ногами обхватит…

Так! Стоп, приехали. Хватит. Так еще доброго я сама с ней и она меня начнет своими ногами….

Вот же, черт! Ну, почему она ко мне так прилипла? Может от того, что со мной она совсем не так как со всеми. А как она со всеми? Со всеми свысока и даже заносчиво. Обязательно кого–то подденет. Сначала мне это не нравилось, а сейчас ничего, даже интересно, как она так ловко с ними. И заигрывает и даже дает себя обнять. А я так и остаюсь недотрога. Ну, для этого у меня сто причин. Набираюсь, храбрости и расскажу, так и быть об этом.

Ведь жизнь девочки в полку это не малина. Сами должны понимать. Мы хоть и малые, а с самого раннего детства это мужское любопытство на себе испытывали. Что говорить о детстве. Взять хотя бы юность. Помню, что все женщины в гарнизоне ходили в баню. И мы с мамками своими. Пока малые, то ничего, а потом даже стеснялась. Тем более что соседский мальчишка, Колька меня уверял, что пехи, так он о морпехах наших, те каждый раз, как только мы в баню, так они за нами подглядывали. За женами и дочерьми своих командиров. Я ему об этом сказала.