Роузи Кукла - Кадеточка

В душе я не соглашалась. Ночью проснулась и стала гладить ее сама. Глажу, но чувствую, что все уже как–то не так. Нет уже такой легкости в отношениях и ощущений от ее тела. Впервые тогда мне захотелось доказать, что о чем сестра говорила, то все пустые и дурные слова. Поэтому, ночью, я к ней осторожно прильнула.

Она спала на боку, я к ней притиснулась со спины и свою руку сверху веду по телу. А у самой в голове все ее слова об этой любви. Я ведь и не понимала тогда, что можно, что нельзя. Все мне казалось, чтобы я не делала, то все нормально и обычно. Всегда, но не в ту ночь. Тогда я уже почувствовала, что–то другое и необычное в ней.

Инга, со мной всегда всем делилась, впрочем, как и я. Так я узнала, что у нее начались месячные. И я очень за нее переживала. Мама успокаивала ее и меня и радовалась, говорила, что Инга уже взрослеет и скоро сможет стать женщиной. Что она будет рожать и деток воспитывать. А я ей буду помогать. А я не хотела даже слышать об этом. Видела, как сестра нервничает, и как болезненно все переносила, и сама так не хотела.

У меня тогда как–то все странным образом переплелось в голове. И чувства привязанности к сестре и то, о чем мама говорила и о той любви. Винегрет в голове.

Инга тогда уже во всю разболелась. Я видела, что ей плохо и нехорошо. Видела,

как ей все это было болезненно. Вот и решила ей ночью помочь.

Стала ручкой, ладошкой своей по ее телу водить. Водила, водила, а потом прижалась и целую ее, в затылок. Волосы у нее пахнут хорошо, приятно, само тело ее теплое, податливое. И я вдруг замечаю, что рука моя уже на груди у нее, и я сама уже не могу от нее оторваться. Пальцы коснулись соска и замерли потому, что я почувствовала, как он твердеет. От ощущений того, что тому причина моя рука у меня самой внутри что–то тяжелеет и каменеет. Замерла рука, а пальцы легонечко теребят, потягивают этот плотный и сжатый, заостренный комочек. Я увлеклась. У самой внутри поднимается какое–то необычное и тревожное волнение.

Вдруг слышу, как Инга стала глубоко дышать. И все глубже и с придыханием. А потом, я почувствовала, как она тянет руку к себе между ног и прикладывает. Своим ногами почувствовала, что она ноги свои стискивает, и бедрами стала водить. Рука не просто лежит у нее между ног, а все время двигается вперед–назад. От нее и мне передается ее волнение, и вот, я уже ее копирую, и сама следом за ней тянусь и кладу к себе между ног свою руку. Мне неудобно. Одной рукой ее обняла, на другой руке сама, лежу. Изловчилась и, как это делала она, тоже стала бедрами и своей рукой вместе с ней двигать. Меня вдруг охватывает волнение необычное. Это я достаю пальцами до чего–то такого у себя между ног, от чего у меня там все в волнении закипает. Сжимаю крепко свои ноги, стискиваю колени до боли. Мне становится горячо, не хватает воздуха, и я, в последнее мгновение откидываюсь на спину, прочь от нее.

Уже о ней даже не думаю. Все внимание и все ощущения сосредоточены на мне самой, на том, что я впервые ощутила у себя между ног. Но, в таком положении я что–то теряю, не так все как было. Начинаю двигать ногами, развожу в стороны. Навалилась ногой на сестру. Чувствую, что ноги сестры напряженно двигаются в ожидании чего–то. Это ожидание передается на меня. Я и так ногами, и эдак, и руку все вожу сверху по трусикам. Цепляю что–то, от чего меня мгновенно подхватывает в необычном волнении. Пока я лезу пальчиками к себя и еще и еще, вдруг слышу рядом ее стон. Да такой!

Все! Ничего не понимаю, слышу в ушах только ее стон. А стон этот не простой. То стон с желанием! Потом прерывистое дыхание и следом небольшие рывки ногами. Раз, два, три и еще и еще и при этом такой волнительный и такой исходящий из глубины ее тела приглушенный, волнительный стон!

Я его слышу, и замерла. Отчего–то и у меня с каждым ее звуком внутри все напрягается и становится необычно тяжело, тянет где–то там внутри робко, но так приятно. Я ловлю в себе эти ощущения, но, боясь себя выдать, сдерживаю свое тело. Не шевелюсь, даже.

Несколько мгновений пребываю в таком состоянии. Мне даже кажется, что я не дышу все это время. А потом я чувствую, что сестра обмякает. Замирает ее тело, разливается в удовлетворении. Я лежу, ни смея пошевелиться, и только сейчас ощущаю, как и по моему телу, некоторое время гуляет какая–то мелкая и тревожная дрожь, постепенно замирая и превращаясь в спокойную и теплую волну, заливающую тело.

Наутро Инга встает раньше меня, а я, делая вид, что все еще борюсь со сном и отворачиваюсь, так как не знаю, как буду смотреть на нее, что она обо мне подумает. А потом я понимаю, что она ведь может и не знать ничего. Иначе бы она меня уже обязательно растолкала и читала бы очередную лекцию. К счастью, у нее занятия рано, а я могу еще поваляться. От осознания того, что у нее ко мне нет претензий за эту ночь, я сразу же снова, засыпаю крепко.

Наутро мама все теребит меня, а я вся не своя. И потом в школе. Мне не до уроков, все думаю. Как вспомню, что Инга так от меня вся зашлась, так у самой опять все волнительно внутри. Ели до конца уроков дотерпела. Ума хватило. Я после школы прямиком и к маме. К кому же еще? Она ведь у нас с сестрой самая настоящая, умная и мы ее очень любим.

Кое–как, запинаясь, но все самое важное и главное рассказала ей, как на духу. Мама выслушала внимательно и не перебивала. А потом и не ругала даже, а просто мне все объяснила и рассказала.

Так я впервые узнала, что многие девочки, да и не только, а и женщины на себя оказывается, ручки накладывали. И как она мне неожиданно призналась, что и сама так. После того, как папа заболел. Вот такое я для себя вынесла мнение. Что и я, возможно, стану, как и мама и сестра взрослой, а потом, потом посмотрим.

Но пока я все экспериментировала с Жоркой.

Да, чуть не забыла! Так вот! В то же день, как пришла с тренировки, мама меня и сестру обрадовала. Она купила небольшой диван у соседей, и теперь я, должна была спать, но уже только сама. Вот так!

Она улучшила минутку и, притянув к себе, сказала, что это к лучшему и еще, что о нашем разговоре с ней должны знать только мы двое, я и она. На том и закончилась моя близость.

А была ли она? И такая ли близость у тех, о ком я от сестры накануне узнала? Как эта любовь между ними? Так и не поняла я тогда. Да мне оно, вроде и не надо!

А вот Жорка попался!

— Вот так–то, Карлсон! Попался? Что, нет? Хочешь, что бы я сестре? Ах,

согласен! Ну, так–то! А теперь собирайся, если признался, и веди меня в кино! Что? Обрадовался?

И пока он возился в прихожей со своими ботинками, я переодевалась, и все

не нарадовалась тому, как здорово у меня все получилось. Только познакомились, а я уже над ним верх взяла и уже мальчиком своим стала командовать. А про себя говорю.