Елена Арсеньева - Последнее лето

– Ничего, это самое легкое из здешнего меню. Я ведь мог попросить запеченный окорок – здешнее особенное блюдо, пальчики оближешь! – усмехнулся Гаврилов, выходя, и пожалел, что нельзя держать с кем-нибудь пари на то, что закажет себе Инна.

Вообще, он был по натуре игрок и поэтому с удовольствием прошел в зал, где стояли зеленые столы.

Конечно, той священной тишины, которую можно наблюдать в серьезных клубах, здесь он не застал. Потные лица, дым сизыми слоями, тяжелое дыхание, крутой перебор словес… И этот божественный звук – шелест карт и магические заклинания:

– Сдавайте… ваша карта… туз… каре… ставки сделаны… биты… делайте ставки, господа!

Гаврилов с трудом отвел взгляд от стола и пробежал глазами по лицам играющих. Того, кто был ему нужен, не нашел и перебрался в другой угол зала, где играли в вист. Здесь в ходу была уже другая лексика:

– Полвиста! Мизер! Распасовка! Прорез! Девятерик! А вы потише, что это вам, детский трельяж, что ли…

Ага, вот он.

Гаврилов несколько мгновений смотрел на молодого, очень бледного человека с моноклем в глазу, который задумчиво приложил палец к губам, посмотрел в свои карты и решительно сказал:

– Прикупаю!

– А я пас, – сказал другой.

– Ну так ложись, – велел вистующий, и игрок открыл карты.

Молодой человек снова задумчиво прижал палец к губам…

Гаврилов понаблюдал еще некоторое время и вышел.

Взглянув на стол перед Инной, он с трудом подавил нервический смешок: конечно, несостоявшееся пари было бы им выиграно вчистую. Интересно, Инна поделилась окороком с кем-нибудь из соседнего кабинета или, может, с лакеем? Не могла же она столько съесть за какие-то четверть часа!

А вот и котлетка пожарская! И фунтичек такой розовенький сверху, красивенький такой, жаль, съесть его нельзя, он бумажный, зато можно съесть и сочную котлетку, и сухарики желтые, сквозящие маслом, и картофель жареный, и грибной соус… Эх, кабы можно было жизнь прожить, вкушая одни котлеты, это была бы прекрасная жизнь!

С трудом подавляя желание вцепиться в котлету прямо руками (все-таки он страшно изголодался на нервной почве!), Гаврилов спросил у лакея бумаги, написал записку и приказал отнести в игорный зал такому-то господину, который сидит у стола преферансистов.

Инна, безостановочно работая челюстями, слушала описание с интересом.

– Он в самом деле красив, этот молодой человек? – спросила, когда лакей вышел.

– Инна, у нас нынче поезд в Москву, – не без укоризны проговорил Гаврилов, глядя, как затрепетали ее ноздри.

– Ну, до поезда еще многое можно успеть!

– Вы же сказали, диван маленький! – ехидно хихикнул он.

– Да уж как-нибудь…

– Слушайте, у меня с этим человеком серьезный разговор, от которого зависит судьба поручения, данного вам Лениным! – чуть ли не взмолился Гаврилов.

Инна пожала плечами, отложила вилку, встала и наклонилась над ним:

– Ну, если вы так хотите, чтобы я оставила в покое вашего протеже, надо было Бориску взять с собой. А теперь придется вам за всех отдуваться.

«Ого, ого… Неужели извозчик угадал?!»

Гаврилов с тоской поглядел на вожделенную котлету:

– Да я есть хочу!

– Ничего, потом ваш аппетит только улучшится, – сказала Инна, рывком поднимая его со стула и прижимаясь бедрами к бедрам.

– Остынет же котлета! Да и окорок ваш! – пророчествовал Данила Ильич, уже начиная волноваться.

– А вы быстренько, быстренько…

В самом деле – управиться удалось быстренько.

Довольно улыбаясь, Инна села за стол и принялась есть с удвоенной скоростью. Впрочем, Гаврилов тоже не отставал, и через пять минут от котлеты осталась одна добрая память. Надо же, а он-то думал, что с человеком, с которым ведутся дела, Инна ни за что не станет… Темпора, так сказать, мутантур, и мы туда же!

Стукнули в дверь, появился лакей:

– Пардоньте-с, ваше сиятельство, к вам господин-с, которому вы записочку слать изволили-с.

«Крепкие нервы у господина-с, – насмешливо подумал Гаврилов. – Держался до предела. Ну и хорошо, а то ввалился бы раньше… ни к чему, совсем ни к чему!»

– Проси, голубчик.

Лакей вышел, придержал дверь:

– Просят-с. Пройдите-с.

Вошел высокий молодой человек, при виде которого Инна прерывисто вздохнула.

«Н-да!» – подумал обиженно Гаврилов, но тут же скроил самое приветливое выражение:

– Добрый вечер, господин Аксаков.

– Не пойму, откуда вы меня знаете? Я так не имею счастия быть знакомым с вами, – ответил Дмитрий. Ну да, это был именно он, Дмитрий Аксаков.

– Да и без надобности нам с вами знакомиться, – добродушно сказал Гаврилов. – Довольно, что я знаю о вас от общей нашей знакомой. Мое же имя, отчество, фамилия вам ничего не скажут, только память обременят избыточно. Если угодно будет как-то обратиться, можете назвать Иваном Ивановичем Ивановым. Имя – это такая чепуха, оно, сами знаете, умрет, «как шум печальный…

– Волны, плеснувший в берег дальный, как зов ночной в лесу глухом», – перебив, закончил цитату Дмитрий и вынул из глаза монокль. – Слова сии считает своим долгом процитировать всяк, кто желает сохранить инкогнито. Они уже в зубах навязли, этакая банальность!

Голос его зазвенел, и Гаврилов с удовольствием констатировал, что Аксаков очень взволнован, еле сдерживается, хотя и продолжал хорохориться совершенно по-мальчишески, при этом косясь на Инну. Понятно, молодой петушок решил перед красавицей выставиться… Нет, шалишь, брат, с тобой все кончено, отгуляли кони в поле!

– Однако не обольщайтесь, думая, что я так уж сильно мечтал его узнать, – продолжал петушиться Дмитрий. – Просто интересно стало, что вы имели в виду, когда писали это!

Он швырнул на стол записку, и Инна с интересом прочла: «Желательно поговорить о прошлом. Я все знаю. Привет от Морта!»

– Хм! – сказала она и отрезала еще ломтик окорока.

– Да вы садитесь, Аксаков. Может быть, желаете с нами поужинать или выпить? – любезно осведомился Гаврилов.

– Благодарствую, я сыт.

Но все же он сел и спрятал монокль в нагрудный карман визитки.

– Отлично. Тогда не будем время терять, – прихлопнул по столу Гаврилов. – Обстоятельства складываются для вас благоприятно, Дмитрий Дмитриевич. В любое другое время я изрядно помотал бы вам нервы, загадывая загадки и постепенно приводя к серьезному душевному расстройству, после которого вы бы сами приползли ко мне, моля о пощаде и соглашаясь на все, что я предложу. Но сегодня… У меня остались буквально считаные минуты, чтобы поговорить с вами и дать вам возможность выбрать способ дальнейшего существования.

– А что в банке? – спокойно спросил Дмитрий.

– Вы совершенно точно выразились, господин понтер! – восхищенно воскликнул Гаврилов. – Именно в банке! А в банке – Волжском промышленном, позволю уточнить, – миллион рублей в наличности и ценных бумагах.