Бертрис Смолл - Все радости — завтра

— Она его любит, — просто ответил Эдмон.

— Она знает о Скай?

— Никто в Бомон де Жаспре не посмел бы рассказать ей о жене Фаброна де Бомона, боясь расстроить ее, — ответил Эдмон.

— Отлично! Так что она никогда и не узнает, кто такая Скай.

— Если только Никола не сваляет дурака. Он не совсем примирился с утратой Скай.

— Наверняка он не станет расстраивать ее, особенно накануне родов!

— Да, да, конечно, вы правы, — сказал Эдмон, молясь в душе, чтобы Никола так и поступил. Он подошел к столу, дотянулся, встав на цыпочки, до графина и налил им по бокалу бомонского розового. Вручив Роберту его бокал, он вернулся на свой стул и, подняв бокал, произнес:

— За лучшие дни, mon arm!

— С удовольствием, — согласился Робби, и они осушили бокалы.

Не успела прохладная сладкая жидкость проскользнуть в горло, как дверь в библиотеку снова распахнулась и появился Никола Сент-Адриан.

— Где она?! — спросил он, и его зеленые глаза горели от нетерпения.

— Присядьте, дядюшка, — предупреждающе сказал Эдмон — Присядьте, и мы вам все расскажем.

Никола бросился на стул и нервно провел рукой по волосам.

— Пожалуйста, — обратился он к Роберту Смоллу, — расскажите мне, что с ней, где она?

— Леди Бурк находится на борту своего судна, которое стоит на якоре в вашей гавани, монсеньор, — объяснил Робби. — Она прибыла в Бомон де Жаспр, с тем чтобы попросить у вас разрешения похоронить своего мужа, лорда Бурка, в одной из ниш собора. Она намеревается перевезти через несколько лет его прах на родину, в Ирландию. Сейчас же она желала бы захоронить его останки там, где они будут в целости, пока не истлеет плоть. Месье Эдмон любезно согласился предоставить место для тела лорда Бурка.

— Ма pouvre doucette, — тихо произнес Никола. — Я должен видеть ее! — Он встал и вышел из комнаты, прежде чем Эдмон мог что-либо сказать.

— Никола! — закричал карлик вслед дяде.

— Не нервничайте, Эдмон. — На лице Робби заиграла улыбка. — Вы помните лорда де Мариско?

— Этого черноволосого гиганта? Конечно! — ответил Эдмон.

— Так он сейчас с ней на корабле, и он не позволит Никола ни огорчить ее, ни дурачить. Так-то оно лучше, друг мой. Юная герцогиня не будет свидетельницей тому, что произойдет между этими тремя, а Никола раз и навсегда поймет, что Скай — не для него.

Эдмон облегченно рухнул на стул.

— Вы правы, Роберт, так оно лучше! Ну, еще вина? И так они сидели, дегустируя бомонское розовое, а герцог, приказав оседлать коня, поскакал к гавани. Найти судно Скай было нетрудно, ибо на его мачте развевался вымпел с золотым морским драконом на голубом поле. На трапе его встретил Брэн Келли.

— Месье герцог, — вежливо поклонился он Никола, — рад снова видеть вас.

— И я, капитан Келли. Надеюсь, с вашей Дейзи все в порядке?

— Да, монсеньор.

— Доложите обо мне госпоже, капитан.

— Как прикажете, монсеньор. Следуйте за мной. Брэн повел его к каюте Скай. Он постучал и, войдя, объявил:

— Герцог Никола желает видеть вас, миледи.

— Пусть войдет, — отозвалась она, но Никола, оттолкнув Брэна, уже вошел в каюту.

— Doucette!

— Монсеньор. — Ее голос был так же безразличен, как и глаза.

Никола Сент-Адриан почувствовал, как уверенность оставляет его. Эта прекрасная бледная женщина в черном, стоявшая перед ним, как бы отталкивала его. Он-то помнил страстную женщину, каждое движение, взгляд или слово которой были исполнены любви и жизнелюбия. Теперь перед ним стояла холодная и равнодушная дама. Да, он узнавал ее лицо, фигуру, но все остальное…

— Я рад приветствовать вас в Бомон де Жаспре, мадам, — тихо начал он.

На секунду ее выражение смягчилось.

— Благодарю, Никола. Мне так жаль огорчать вас, но мне просто некуда было пристать. Вы меня понимаете? Он кивнул и быстро произнес:

— Я никогда не переставал любить вас, doucette! Никогда! — И его руки обвились вокруг нее, привлекая к груди.

— А я разлюбила вас в ту самую минуту, когда узнала, что мой любимый Найл жив! — резко ответила она, отталкивая его, размыкая его нежеланные объятия. — Стыдитесь, Никола! Неужели вы думаете, что, если мой муж умер, я побегу к вам? А как же ваша жена? Как ее ребенок?

— Они для меня ничего не значат! — хрипло воскликнул он. — Вы! Только вы — все для меня! Я молился об этом! О Господи, сколько я стоял на коленях и молился о том, чтобы вы вернулись ко мне! Я так не молился с детства!

— Вы до сих пор дитя, Никола. Эгоистичный маленький мальчишка! Вы сами-то понимаете, что говорите? Вы готовы оставить ради меня жену и наследника! Где же ваше чувство долга, Никола? Неужели я ничему вас не научила? Ваш долг — это благополучие Бомон де Жаспра и его народа. Ваш долг — это благополучие вашей жены и ребенка. Я вас не хочу. Мне больше не нужны мужчины. Все, что мне нужно от вас, — это разрешение похоронить здесь моего мужа. Если вы против, скажите мне немедленно, и я отплыву — Doucetle, я вас умоляю… Она почувствовала жалость к нему.

— Никола, — голос ее был печален, — это я умоляю вас. Умоляю вас избавиться от фантазий относительно меня. Да, я вас любила, не буду отрицать, но только как? Я не чувствовала горечи, оставляя вас, и старалась выглядеть печальной, чтобы не расстраивать вас.

Никогда бы я не вернулась в Бомон де Жаспр, если бы не Найл. Даже если бы я его не нашла, я вернулась бы в Ирландию или же ко двору Елизаветы Тюдор. Только не к вам. Вы интуитивно это чувствовали и поэтому сделали то, что от вас требовалось, — женились и зачали ребенка. — Она протянула руку и нежно коснулась его лица. — Сегодня я сошла с «Чайки»и побродила по рынку, натянув на голову капюшон, чтобы меня не могли узнать. Все разговоры только о маленькой герцогине Мадлен и ее ребенке. Ее сравнивают с мадонной, говорят, что Господь благословил вас, сделав так, что герцог Фаброн назначил вас наследником, а вы взяли Мадлен ди Монако в жены.

Вы поступили правильно. Неужели вы этого не понимаете? Почему вы так стремитесь разрушить то, что делает вас самым счастливым человеком? Скажите мне честно, почему вы не любите свою жену?

— Да я люблю ее! — воскликнул он. — Разве ее можно не любить? Она такая милая, но так отлична от вас! Она мед, а вы — пламя, doucelte! О, как я жажду вашего тепла!

Скай позволила себе слегка улыбнуться. Никола так и остался романтичным французом — он был неукротим.

— Огонь, mon brave, это как раз то, что может вас уничтожить. Послушайте меня еще раз, Никола. Когда умер Найл Бурк, с ним вместе умерла и я. Да, мое тело и мозг пока функционируют, но поверьте мне, я труп. Внутри меня пустыня. Так что возвращайтесь домой к жене, Никола, и оставьте меня с моим горем.

Он стоял неподвижно, продолжая смотреть на нее, и она могла бы поклясться, что его зеленые глаза полны слез. Внезапно из угла каюты возникла какая-то тень, и перед ошеломленным Никола оказался гигант с волосами цвета воронова крыла и дымчато-голубыми глазами.