Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

Размышляя о сэре Вильяме, о миссис Линкрофт и, конечно, о Нэйпире Стейси, я заблудилась. Дом был огромен, со множеством похожих друг на друга коридоров и лестниц, и неудивительно, что я свернула не туда.

Я подошла к двери, спрашивая себя, приведет ли она меня в ту часть дома, где находилась моя комната, и открыла ее. Первое, что я заметила, — шнурок от звонка, и мне подумалось, а не позвонить ли и не спросить слугу проводить меня.

Едва войдя в комнату, я почувствовала в ней что-то странное, какую-то нарочитость. Возникло впечатление, что ее только что покинули. На столе лежала раскрытая книга. Я прошла дальше и увидела коллекцию марок, на стуле — хлыст для верховой езды, а на стене — изображения военных в различной форме. Над камином висел портрет молодого человека. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть как следует, и поняла, что он стоил того. У него были каштановые волосы и ярко-синие глаза, нос — длинный и слегка крючковатый, а губы изогнулись в улыбке. Это было одно из самых красивых лиц, которые я когда-либо видела. Я, разумеется, поняла, кто он. Именно тот красивый брат, который умер, я случайно забрела в его комнату. Я вздрогнула, ибо поняла, что не имею права находиться в святая святых, но оторвать взгляд от лица на холсте было трудно. Портрет был написан так мастерски, что глаза, казалось, следовали за вами всюду, и я отступила назад, неотрывно глядя на изображение; синие глаза казались мне то печальными, то веселыми.

— Хи-хи-хи, — послышалось громкое, пронзительное хихиканье, вызвавшее у меня дрожь. — Вы ищете Бью?

Обернувшись, я увидела на секунду перед собой молоденькую девушку. Потом я заметила, что она совсем даже не молода — по-видимому, около семидесяти. Но на ней было бледно-голубое батистовое платье, а талию охватывал голубой шелковый шарф. В седых волосах, по обеим сторонам головы, красовались два бантика, таких же голубых, как и шарф. Юбка с оборками больше подошла бы Эдит.

— Да-да, — произнесла она почти застенчиво, — вы ищете Бью, я знаю, так что не отпирайтесь.

— Я новая учительница музыки, — сказала я.

— Я знаю. Мне известно все, что происходит в доме. Но ведь это не доказывает, что вы не могли искать Бью, не так ли?

Я внимательно рассматривала ее маленькое треугольное личико: в юности оно, наверное, было весьма привлекательно. Без сомнения, она была очень женственна и до сих пор старательно сохраняла эту женственность, — о чем ясно свидетельствовали и платье, и бантики. Ее бледно-голубые глаза лукаво поблескивали из мелких морщинок, а плоский носик напоминал кошачий.

— Я недавно приехала, — пояснила я, — и пыталась…

— Найти Бью, — закончила она. — Я знаю, что вы только что приехали, и хотела видеть вас. Но вы, конечно, слышали о Бью. О нем все слышали.

— Я бы хотела, чтобы вы представились.

— Конечно, конечно. Какая оплошность с моей стороны, — она хихикнула. — Я думала, может, вы и обо мне слышали, как и о Бью. Я — мисс Сибилла Стейси, сестра Вильяма, и я живу в этом доме всю свою жизнь, так что все видела и слышала и все обо всех знаю.

— Должно быть, это доставляет вам удовольствие.

Она пронзительно взглянула на меня.

— Вы вдова, — сказала она. — Так что вы женщина с прошлым. Вы были замужем за знаменитым человеком, не так ли? А он умер. Это печально. Смерть всегда печальна. В этом доме много смертей…

Губы у нее затряслись, и я подумала, что мисс Стейси вот-вот расплачется, но неожиданно она просияла, совсем как ребенок.

— Но теперь Нэйпир вернулся. Он женился на Эдит, и у них будут детки. Тогда все исправится. Детки все исправляют. — Она посмотрела на портрет. — Может быть, тогда и Бью уйдет.

Ее лицо сморщилось.

— Он ведь умер, правда? — сказала я мягко.

— Мертвые не всегда уходят. Иногда они остаются. Они не могут оторваться от тех, с кем жили. Иногда их удерживает любовь, а иногда — ненависть. Бью все еще здесь. Не может успокоиться, бедняга. Знаете, он был такой милый. Все ему было дано: красота, обаяние, блестящий ум. А как он играл на фортепьяно! От его игры слезы сами лились из глаз. У Бью было все. Вот он и не хочет уходить из той жизни, в которой ему так хорошо, правда?

— А может, он нашел еще лучшую.

Она тряхнула головкой и как-то по-детски топнула ножкой.

— Это невозможно, — сказала она сердито. — Бью нигде не мог быть счастливее… ни на земле, ни на небесах. Зачем ему было умирать, как вы думаете?

— Очевидно, его время пришло, — предположила я. — Случается сплошь и рядом, что умирают молодые.

Пьетро, Рома, подумала я, и у меня задрожали губы.

— О, как он красив, — сказала мисс Стейси, подняв глаза к портрету, будто к иконе. — Таким он и был в жизни. Кажется, будто портрет говорит с тобой. И я никогда не забуду того дня. Кровь… кровь…

Ее лицо сморщилось, и я произнесла:

— Пожалуйста, не думайте об этом. Ведь горе еще так свежо.

Она подошла поближе, и горестное выражение улетучилось из ее голубых глаз. Они сверкнули такой хитростью, которая была гораздо более тревожным признаком, чем ее горе.

— Они взяли у него клятву перед смертью. Доктор на этом настоял. Он сказал, что Нэйпир не виноват. Они играли в войну, как все мальчишки. Нэйпир закричал: “Руки вверх, или я стреляю!” А Бью ответил: “Я тебя раньше достану”. По крайней мере, так нам рассказывал Нэйпир. Но никто этого не видел. Они были в оружейной. Бью достал свое ружье, но Нэйпир выстрелил раньше. Нэйпир говорит, они оба думали, что ружья не заряжены. Но они оказались заряжены.

— Какое ужасное несчастье.

— С тех пор все здесь по-другому.

— Но это же несчастный случай.

— Вы очень уверенная женщина, миссис?..

— Верлен.

— Я запомню. Я никогда не забываю имен. Я никогда не забываю лиц. Так вот, миссис Верлен, вы очень уверенная женщина. А ведь вы еще и дня не прожили здесь.

— Я, конечно, не могу знать точно, — произнесла я, — но могу себе представить, что такая игра двух юношей могла закончиться несчастьем. Такое иногда встречается.

Она таинственно прошептала:

— Нэйпир завидовал Бью. Все об этом знали. А как могло быть иначе? Бью так красив, ему так все легко удавалось. Он всячески задевал Нэйпира.

— Значит, он не был таким уж замечательным, — сказала я резко и удивилась, почему мне хочется защищать Нэйпира. Мне хотелось справедливости ради того мальчика, а не ради надменного мужчины в конюшне.

— Какое мальчишество. Он был таким ребячливым… А вот Нэйпир, он-то был совсем другим.

— Как это?

— Тяжелым. Он поступал по-своему, он всегда поступал по-своему. Никогда не упражнялся на фортепьяно, например.

— А в этом доме всегда любили музыку?

— Их мать прекрасно играла на фортепьяно. Как и вы. Да, конечно, я слышала сейчас вашу игру. Мне даже показалось, это Изабелла вернулась. Изабелла могла бы стать великой пианисткой, я слышала, как это говорили. Но, выйдя замуж, она перестала заниматься. Вильям этого не хотел. Он хотел, чтобы она играла только для него, представляете, миссис Верлен?