Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

— Нет, — сказала я с силой. — Думаю, ему следовало разрешить ей продолжать занятия. Если есть талант, его нельзя зарывать в землю.

— А, притча о талантах, — вскричала мисс Стейси, и глаза ее вспыхнули радостью. — Изабелла тоже так думала. Она была… обижена.

Я почувствовала симпатию к Изабелле. Она тоже пренебрегла карьерой ради замужества… как и я.

Я почувствовала, что эти детские, но проницательные глаза пристально смотрят на меня. Потом она еще раз посмотрела на портрет.

— Я открою вам секрет, миссис Верлен. Это моя работа.

— Тогда вы настоящий художник.

Она свела руки за спиной и медленно кивнула.

— Как интересно!

— О да, это я написала портрет.

— А он позировал вам задолго до смерти?

— Позировал… Никогда он мне не позировал. Чтобы Бью сидел спокойно! Да и зачем просить об этом? Я его и так хорошо знала. Я и сейчас вижу его так же ясно, как и тогда. Мне не нужно было просить его позировать, миссис Верлен. Я пишу только тех, кого хорошо знаю.

— Очень разумно с вашей стороны.

— Не хотите ли взглянуть на мои картины?

— Было бы интересно.

— Изабелла была и музыкальной, и умной, но не только она одна. Пойдемте. У меня свои небольшие покои. Я в них провела всю жизнь. Правда, было время, когда могла уехать. Я собиралась выйти замуж… — Ее лицо опять сморщилось, и я опять подумала, что она вот-вот разразится слезами. — Но я не вышла… осталась здесь, где провела всю жизнь. Здесь мой дом и мои картины.

— Простите, — сказала я.

Она улыбнулась.

— Возможно, я и вас напишу когда-нибудь, миссис Верлен. Но это когда узнаю получше. Тогда посмотрим, как я вас напишу. Ну, пойдемте.

Я была очарована этой странной маленькой женщиной. Она грациозно повернулась, и из-под ее голубой юбки мелькнули черные шелковые туфельки. В ее улыбке сквозило лукавство, и я подумала, что она похожа на маленькую шаловливую девочку, а ее поведение в сочетании с морщинистым личиком волновали меня, и все же мне чудилось в ней что-то зловещее. Я спрашивала, что хочу увидеть в ее комнате и действительно ли это она написала портрет Бью, висящий над камином в его комнате.

Мы прошли наверх коридорами. Мисс Стейси взглянула на меня через плечо, как проказливый ребенок, и сказала:

— Миссис Верлен, а ведь вы заблудились, правда?

Я согласилась, но добавила, что надеюсь вернуться к себе вовремя.

— Вовремя, — прошептала она. — Возможно. Но ведь время ничему не учит, не так ли? Время, говорят, лечит, но ведь не все, что говорят, — правда, а?

Я не хотела вступать с ней в спор, поэтому согласилась. Улыбаясь, она пошла дальше.

Наконец мы пришли, и я увидела то, что она называла своими покоями, которые находились в одной из угловых башенок. Она сразу же принялась показывать свои апартаменты. В большой башне было три комнаты.

— Это круг, — обвела она рукой. — Вы можете пойти из одной комнаты в другую и вернетесь туда, откуда вышли. Разве это не оригинально, миссис Верлен? Но я хочу показать вам свою мастерскую. Знаете, она выходит на север. Освещение ведь так важно для художника. Давайте войдем, и я покажу вам некоторые свои работы.

Я вошла. Окна в комнате шире и выше, чем в других, и света поэтому больше. И хозяйка сразу утратила свою мнимую юность. Бантики, голубое платье с шелковым шарфом, шелковые туфельки не соответствовали ее морщинам и коричневым старческим пятнам на тощих, похожих на лапки, ручках. Но живости она не утратила. Комната обставлена просто: в каждом конце ее по двери, открывавшейся, как я знала, в соседние комнаты. На стенах висело несколько картин, а в углу сложенные холсты. На столе лежала палитра и стоял открытый мольберт с незаконченным портретом трех девочек, которых я сразу узнала: Эдит, Аллегры и Алисы. Она перехватила мой взгляд.

— А, — сказала она таинственно, — подойдите и посмотрите.

Я подошла поближе. Она с нетерпением наблюдала за моей реакцией. Я рассматривала портрет: Эдит с золотыми волосами, Аллегру с густыми черными локонами и Алису, гладко причесанную, с белой лентой, удерживающей ее длинные прямые светло-каштановые волосы.

— Вы их узнаете?

— Конечно, они очень похожи.

— Они юны, — сказала она. — Их лица ничего не говорят, правда?

— Юность… невинность… неопытность…

— Они ничего не говорят, — продолжала мисс Стейси, — но если их хорошо знаешь, то под внешней невыразительностью можешь увидеть целый мир. В этом и заключается дар художника, вы согласны? Увидеть то, что пытаются скрыть.

— Это должно доставлять художнику немало неприятностей.

— Человек, которого стараются избегать. — Ее смех был звонким, как у девочки. Она посмотрела на меня своими детскими глазами, и я почувствовала неловкость. Может, она пыталась узнать и мои тайны? Видела мою бурную жизнь с Пьетро? Пыталась проникнуть в мои побуждения? А если она догадается, что я сестра Ромы?

— Все зависит от того, — заметила я, — есть ли что скрывать.

— У всех есть, что скрывать, уверяю вас, миссис Верлен. Это может быть и мелочь, но все равно очень глубокая и личная. Взрослые интереснее юных. Ведь природа тоже художник. Она рисует на лицах людей все, что они хотели бы скрыть.

— Но природа рисует также и более приятные вещи.

— Вы оптимист, миссис Верлен, я вижу. Вы похожи на ту молодую женщину, которая приезжала сюда… на раскопки.

Мое смущение усилилось.

— Похожа?.. — начала я.

Она продолжила:

— Вильям не хотел, чтобы покой этих мест нарушили, но она проявила такую настойчивость… Она не оставила его в покое, поэтому он и согласился. А они пустились на поиски римских развалин. С тех пор все здесь не так.

— Вы видели ту молодую женщину?

— О да. Мне было интересно, что у них там происходит.

— Это та, которая потом пропала?

Мисс Стейси с удивлением кивнула, а глаза ее почти исчезли в морщинках.

— Знаете, почему? — спросила она.

— Нет.

— Вмешательство. Они не любят этого.

— Кто они?

— Те, кто умер и ушел. Они ведь не уходят совсем, вы знаете. Они возвращаются.

— Вы имеете в виду римлян?

— Нет, мертвых, — сказала она. — Разве вы не чувствуете их вокруг? — Она подошла ближе и зашептала: — Не думаю, чтобы Бью понравилось, что Нэйпир вернулся. Я знаю, что не понравилось бы. Он сказал мне.

— Бью… сказал вам?

— Во сне. Он был очень близок мне. Он был моим мальчиком. Я могла иметь такого сына. И писать его, как Бью. Правильно, что Нэйпира не было здесь. Это правильно и хорошо, что его отослали. Почему это Бью должен был уйти, а Нэйпир остаться? Это было бы несправедливо, неправильно. А теперь он вернулся, и это плохо, говорю вам. Подождите только, — она подошла к сложенным холстам, вытащила одну из картин, прислонила ее к стене, и я содрогнулась от ужаса. На ней в полный рост был изображен мужчина. Лицо его было искажено, крючковатый нос изогнулся еще сильнее, глаза сузились, а рот искривился в отвратительном оскале. Я узнала Нэйпира.