Жюльетта Бенцони - Время любить

Она была так удручена, что едва почувствовала, как твердые руки заставили ее подняться, потом накинули ей на вздрагивавшие плечи плащ.

— Пойдемте, Катрин, — услышала она голос Яна Ван Эйка. — Не оставайтесь здесь! Вы подхватите простуду! Она посмотрела на него бессмысленным взглядом.

— Ну и что?.. Ян, я уже мертва!.. Меня убили!

— Не говорите глупостей! Пойдемте!

Он заставил ее выйти, но, дойдя до старого свода, освещенного факелом, вставленным в кольцо в стене, она вырвалась из рук, которые ее поддерживали, и прислонилась спиной к стене. Бурный поток ветра взметнул ее волосы и привел ее в чувство.

— Оставьте меня, Ян, мне… мне необходимо дышать!..

— Дышите! Но слушайте меня!.. Катрин, я догадываюсь, как вы мучаетесь, но запрещаю вам говорить, что вы мертвы, что ваша жизнь кончена! Все мужчины так просто не забывают свою любовь. Есть и такие, что умеют любить больше, чем вы думаете.

— Если Арно смог меня забыть, кто же сумеет остаться постоянным?

Не отвечая, художник развязал ворот кафтана, извлек сложенный пергамент с печатью и протянул его молодой женщине.

— Возьмите! Читайте! Я думаю, час пришел для исполнения моей миссии. Факел освещает вполне достаточно. Ну же, читайте. Это нужно. Вам это необходимо…

Он просунул пергамент между заледеневшими пальцами молодой женщины. Какой-то момент она повертела его в руках… Письмо было запечатано черным воском, и на нем был отпечаток простого цветка лилии.

— Откройте! — прошептал Ян.

Она почти машинально послушалась, наклонилась, чтобы разобрать несколько слов, написанных в послании, на самом деле очень кратком. Как ребенок, она прочла по буквам:

«Тоска по тебе не дает мне ни отдыха, ни передышки! Вернись, моя нежная любовь, и я попрошу прощения!.. ФИЛИПП…»

Катрин подняла голову и встретилась с тревожным взглядом художника. Низким голосом, с пылкой убедительностью он прошептал:

— Этот не забыл, Катрин… Вы оставили его, бросили, обманули и оскорбили! Между тем он только и думает о вас! Если знать его безграничную гордость, можно понять цену этого письма, не так ли? Вернемся вместе со мной, Катрин! Дайте мне отвезти вас к нему. У него столько любви, что он заставит вас забыть все ваши боли и беды! Опять вы будете королевой… и более того! Поедем!

Он старался увлечь ее, но она сопротивлялась. Мягко она покачала головой:

— Нет, Ян. Вы говорите, я буду королевой и более того? Неужели вы забыли герцогиню?

— Монсеньор любит только вас. Герцогиня, дав ему сына, выполнила свой долг. Он более у нее ничего не просит.

— Моя гордость попросит большего! Каковы бы ни были ошибки мессира Арно, я все еще ношу его имя и не могу тащить это имя ко двору врага.

— Вы просто не знаете, что происходит в мире. Все устраивается, Катрин. Скоро король Карл VII и герцог Филипп заключат мир, это уже не вызывает ни у кого сомнения!

— Может быть! Но у меня есть сын. Я должна вырастить его в соответствии с его рангом. Он не увидит свою мать признанной любовницей герцога Филиппа. Я не вовлеку его в это золотое бесчестие!

— Вы еще сейчас находитесь в шоке. Пойдите и поспите, Катрин. Утро вечера мудренее, и завтра вы лучше разберетесь в себе. Вы поймете, что самой себе задолжали ту блестящую жизнь, которую вы сами же и оставили. У вас будут независимые земли, герцогство! Ваш сын будет могущественнее, чем вы об этом когда-либо мечтали… Слушайте меня! Верьте мне! Герцог любит вас больше, чем когда-либо!..

Молодая женщина прижала руки к ушам, с болью тряся головой.

— Молчите, Ян! Я больше ничего не хочу слышать! Я вернусь… посплю немного, если смогу. Простите меня Вы не можете понять.

Отбросив его руку, которая опять тянулась к ней, она вернулась в большой зал. Там царила полутьма. Только догоравший огонь в очаге освещал лежавшие повсюду тела, там, где сон захватил путников. Катрин увидела Жосса, свернувшегося калачиком у камина, совсем как кошка… Только Эрменгарда, сидевшая чуть дальше, еще бодрствовала…

Она встала при виде появившейся Катрин, но молодая женщина сделала ей знак не двигаться. Она не хотела сидеть здесь со всеми этими людьми. Более чем когда-либо она испытывала необходимость побыть одной. Не для того, чтобы думать о письме, которое она только что бросила себе под ноги, и не для того, чтобы еще и еще жаловаться на свою судьбу. На сей раз она хотела поразмышлять, постараться все ясно себе представить… Зов Филиппа, однако, вовсе не вселил в нее веру в себя. В этот поздний час монастырь был пуст… Несмотря на толстые стены, все-таки, хоть и неясно, слышались голоса монахов — они пели в часовне… Запахнув плащ, Катрин толкнула низкую дверь, ведшую в крытую галерею, и устремилась под тяжелые своды, разделенные мощными подпорками. Яркий лунный свет подчеркивал суровую архитектуру монастыря на белесом фоне зимнего сада.

Она принялась медленно шагать — молчаливая тень среди жестких теней под сводами. Движение оказало благотворное действие. Ей показалось, что она вновь взяла себя в руки, по мере того как обжигающая боль, которую она только что испытала, мало-помалу уступала место гневу…

Через каких-нибудь четверть часа Катрин обнаружила в себе яростное, требовательное и резкое желание отплатить за себя. Фортюна подумал, что уничтожил ее, разрисовав ей супруга, сгоравшего от любви у ног другой. Он подумал испугать ее, описав, что ждало христианских женщин в мавританской стране. Но он ее не знал. Этот несчастный не знал, что она готова на все для достижения цели, которую себе наметила, на любые опасности, даже на смерть. Если Придется, она может и продать себя, если не представится способа поступить по-другому.

Нет, она не оставит своего супруга этой женщине. Слишком дорогой ценой она добилась права стать его женой. Чего стоили на весах судьбы улыбки и поцелуи этой неверно по сравнению с ценой ее слез и ее мук? И если Арно думал что отделался от нее навсегда, он ошибался! Он решил, что она вышла замуж, конечно, но это не причина для того, чтобы оставить ее в неизвестности о своем выздоровлении. У него даже и мысли не возникло о матери, о собственном сыне. Он ушел и с легкостью отдал свою любовь первой встречной…

Даже если мне придется стать рабыней, даже если мне придется выдержать пытку, — бранилась про себя Катрин сквозь зубы, — я отправлюсь туда, найду его!.. Скажу что у меня нет другого хозяина и господина, кроме него. Что я все также его жена. И мы еще посмотрим, кто перетянет его к себе я или эта черномазая!

По мере того как мысли ее становились более определенными и неистовыми, шаг Катрин убыстрялся. Она носилась по галерее, словно весь предыдущий день ей не пришлось карабкаться по горам. Плащ летал за ней словно черное знамя.