Жюльетта Бенцони - Время любить

Она с трудом повернула голову, чтобы еще раз посмотреть на своего мужа. Среди блестевших кривых сабель она увидела его уходившим в сторону тюрем; несмотря на путы, он шел очень прямо, очень гордо — высокий и благородный. Слезы брызнули из глаз Катрин, горькие и жгучие, полные отчаяния.

— Я тебя спасу, — пообещала она про себя. — Даже если мне придется ползать в ногах калифа, целовать пыль под его ногами, я вырву у него помилование…

Она еще раз была готова на любое безумие. Между тем она очень хорошо знала, что на эту цену Арно не согласится. Он ею вновь обладал. И теперь она принадлежала только ему. Пока ее уносили, в голубом утреннем воздухе она услышала пронзительный звук флейт и барабанов, приветственные возгласы толпы. Мухаммад только что въехал в Гранаду…

Когда вечером пришли за Катрин, чтобы отвести ее к калифу, она почувствовала, что в ней ожила надежда. Между тем день был тревожным.

У входа в ее покои охрана была усилена, но обычный эскадрон служанок и рабынь был заменен немым евнухом, который принес ей к полудню еду на подносе. Ни одна женщина так и не пришла к ней. Даже Морайма! И Катрин беспокоила такая изоляция. Строгости в отношении ее не предвещали ничего хорошего для ее мужа. Может быть, ей гораздо труднее будет добиться его помилования, чем она предполагала…

После великого шума, вызванного прибытием калифа, весь дворец впал в тишину. Время от времени женский плач о Зобейде проникал в покои Катрин, и это раздражало ее, потому что горе было искусственное. Кто же искренне мог оплакивать эту жестокую, кровожадную женщину? И что теперь ожидает Арно за то, что произошло?

Катрин нервничала, что Морайма не появлялась. Чего могла бояться эта старая сводница? А ведь Катрин отчаянно нуждалась в ней. Любой ценой нужно было найти способ предупредить Абу-аль-Хайра о смертельной опасности, в которую попал Арно. Не приказал ли в гневе калиф немедленно убить Арно? Катрин беспокоится о спасении Арно, а его, возможно, уже нет в живых!.. Но эту мысль молодая женщина решительно отбросила. Нет! Он не мог умереть. Она бы это почувствовала.

Катрин была в крайнем напряжении, когда наконец Морайма появилась на пороге ее комнаты.

— Пойдем! — только и сказала она. — Хозяин хочет тебя видеть!

— Наконец ты пришла! — воскликнула молодая женщина, живо вставая, чтобы пойти вслед за своей надзирательницей. — Я прождала тебя весь день…

— Молчи! — сурово прервала ее старая еврейка. — Я не имею права разговаривать с тобой. И не вздумай бежать. Тебе это не удастся.

И действительно, на пороге десять евнухов с саблями в руках ждали Катрин, чтобы сопровождать ее. Морайма ограничилась тем, что плотно завернула Катрин в покрывало, при этом приговаривая:

— Будь смиренной, о Свет Зари. Не в Дженан-эль-Ариф я тебя веду, а во дворец, где наш хозяин властвует. Он очень разгневан. Мне жаль тебя, ибо ты должна будешь выдержать его гнев!

— Я не боюсь! — ответила Катрин гордо. — Иди вперед. Я следую за тобой.

В сопровождении евнухов Катрин послушно прошла через гарем до дверей дворца, где находился калиф. Любопытные женщины глазели на них. Она услышала смех, шутки, увидела, как засверкали зеленые глаза Зоры, которая плюнула ей под ноги. Выходя со двора Львов, они попали в плотную толпу женщин. Сопровождавшим евнухам пришлось поработать, чтобы освободить проход. Произошла небольшая свалка. Вдруг Катрин услышала голос, который прошептал ей на ухо по-французски:

— Его отвели в Гафар! Значит, казнить сразу не будут!

Катрин с благодарностью улыбнулась, узнав голос Мари, которая тут же затерялась в толпе. Это могла быть только она! И Катрин почувствовала облегчение. Итак, Арно отвели в башню Альказабы… Ему не грозила немедленная смерть.

Ударами рукоятей мавританских кривых сабель, кнутами из носорожьей кожи евнухи проложили себе дорогу до двери, через которую сообщались обе части дворца. А там уже охрану несли мавры в шлемах и с копьями в руках. За дверью открывался дворец калифа в мраморном кружеве, в обрамлении зеленой воды, окруженной двойной изгородью благоуханных миртовых деревьев. Там не было ни кустов, ни благотворной тени, как в Дженан-эль-Арифе: только стражники при оружии выстроились до самого вала, видневшегося в глубине, под тяжелой квадратной башней, и мельтешила толпа должностных лиц и слуг в пышных одеждах. Стражники и сама Морайма оставили Катрин у входа в зал Посланников. Из узких окон, украшенных цветными стеклами, приглушенный свет отвесно падал на широкий золотой трон, инкрустированный тонкими драгоценными камнями, на котором сидел калиф и смотрел, как шла к нему молодая женщина.

Тюрбан из зеленого шелка, заколотый огромным изумрудом, охватывал голову монарха. В руке он держал скипетр-длинный изогнутый бамбук, покрытый золотом. И Катрин отметила со сжавшимся сердцем, что никакого сожаления не выражал этот тяжелый ледяной взгляд.

Слуги в длинных зеленых халатах взяли ее за плечи, когда она вошла, и принудили встать на колени перед троном. Тогда она потеряла последнюю надежду. Ей нечего было ждать от этого человека, который заранее уже считал ее виновной. Она неподвижно застыла в ожидании того что он заговорит, но неустрашимо посмотрела в его глаза. Когда последний слуга убрался, он спокойно сказал:

— Сними покрывало. Я хочу видеть твое лицо. К тому же… так одеваться ты не имеешь права. Ты не из наших.

Она с радостью послушалась. Оставаться на коленях перед лицом этого судьи она не хотела. Если не удастся спасти Арно, она готова разделить его участь. Белое покрывало скользнуло вниз и легло у ног светлым облаком. Она встретила гневный взгляд монарха.

— Кто позволил тебе встать?

— Ты. Ты сам сказал: я не из ваших! Я свободная женщина из благородной семьи. В моей стране король разговаривает со мной с уважением.

Мухаммад наклонился к ней с выражением насмешки и презрения на чувственных губах:

— Твой король обладал тобой? Нет? А я обладал! Какое уважение может у меня быть к тебе?

— И для того, чтобы сказать это, о могущественный калиф, ты приказал мне прийти сюда? Какой в этом толк?

— В самом деле, я мог бы послать тебя на смерть без лишних слов, но мне захотелось тебя увидеть… хотя бы затем, чтобы посмотреть, как ты ловка во лжи.

— Лжи? Зачем же мне лгать? Спрашивай, господин: я отвечу тебе. Женщина моего положения не лжет!

Наступило молчание. Привыкнув к услужливым рабам, к праздным и размягченным созданиям, для которых не было большего праздника, чем явиться к нему, Мухаммад с удивлением смотрел на эту женщину, которая осмелилась выпрямиться перед ним без видимого страха, но и без надменности, оставаясь гордой и достойной, несмотря на свое положение.