Жюльетта Бенцони - Спальня королевы

Ее величество спала так долго, что многие все же решились отправиться домой, чтобы привести себя в порядок. И тут стало известно, что королева ждет мессы в своей личной молельне.

А днем весь Париж, имевший доступ ко двору, ринулся в Лувр следом за каретой принцессы Конде. Самые высокородные дамы, самые знатные господа — те, которых пока не отправили в ссылку, в армию, которые не должны были следовать за королем или не получили должность в провинции, — поспешили принести свои поздравления королеве, как будто она совершила подвиг. Герцогиня Вандомская появилась в числе первых. Охваченная радостью, она стиснула в объятиях Анну Австрийскую:

— Сестра моя! Какой великий день! Я только что виделась с господином Венсаном. Он вне себя от радости. Ему в эти дни было видение, что у вас будет ребенок!

Последним явился тот, кого ждали меньше всего. Франсуа, герцог де Бофор, также зашел поздравить королеву, но его внешний вид заставил Сильви вздрогнуть, а у Марии с лица сползла сияющая улыбка. Несмотря на высокий рост и светлые волосы, молодой человек казался тенью, элегантно одетой в серый бархат, затканный серебром, с невероятно белоснежным воротником. Над роскошным одеянием все увидели напряженное, посеревшее лицо. В одной руке шляпа, а пальцы другой настойчиво теребят атласный бант на шпаге. Он пошел напрямик вызывающей походкой. И при его появлении окружавшие королеву придворные разошлись в стороны.

— Господи, — молилась про себя Сильви, — сделай так, чтобы он не совершил никакой глупости! Его лицо не предвещает ничего хорошего…

— Ах, герцог де Бофор! — произнесла королева с ясной улыбкой. — Мы вас так давно не видели у нас. Вы тоже хотите нас поздравить?

— Разумеется, мадам! Я с огромной радостью узнал, что король наконец вспомнил, что его супруга — прекраснейшая из женщин. И так как счастье написано на лице королевы, я могу считать себя самым счастливым из людей!

— Какой вы замечательный подданный, мой дорогой герцог!

— Не лучше остальных, мадам! Я просто поступаю, как и все… Могу ли я также поздравить ваше величество с приобретением этого очаровательного веера, что так изысканно смотрится в вашей руке? Очень красивая вещица!

— Она прибыла издалека. Из Рима. Я не хочу ничего скрывать.

— Неужели его прислал вашему величеству наш посол в Риме, мой дядя, маршал д'Эстре?

— Нет, вы ошибаетесь. Это подарок монсеньора Мазарини. Об этом человеке все здесь вспоминают с большим удовольствием, — добавила она чуть громче. — Эта безделушка прибыла к нам позавчера с тысячью других забавных вещиц… Не правда ли, этот веер очарователен?

Бофор был серым, стал кирпично-красным. Его синие глаза засверкали от ярости.

— Какая наглость со стороны этого лакейского отродья! Он осмелился прислать подарки королеве Франции! Разве у нас мало дворян, которые могут подарить нашей королеве все, что ей понравится?

Теперь покраснела и Анна Австрийская.

— Вы забываетесь, герцог! Вы забыли, кто вы и с кем говорите! Вы оскорбляете того, кого здесь нет. Это очень серьезно, потому что человек не может вам ответить. И, что еще хуже, вы позволяете себе критиковать наших друзей!

— Друзей? Этот Мазарини очень тесно связан с господином кардиналом. Я не знал, что ваше величество разделяет его вкусы.

— Довольно, герцог! Уходите. Ваше присутствие не доставляет нам удовольствия!

Появление запоздавшей пары, губернатора Парижа с женой, очаровательной герцогиней де Монбазон, несколько разрядило обстановку. Франсуа, чувствуя себя очень несчастным, отошел. Правда, несколько дальше, чем ему бы хотелось. Потому что Мария де Отфор потянула его сзади за пояс и тянула до тех пор, пока они не оказались в укромном уголке. Там к ним присоединилась и Сильви.

Местечко между кариатидой, поддерживающей балкон для музыкантов, и углом галереи несколько в стороне от общего шума и гама было выбрано отлично. Когда подошла Сильви, Мария как раз бросилась в атаку:

— Вы что, с ума сошли? Явились сюда с вытянутым лицом и набросились на ее величество, как будто она вам чем-то обязана! Честно говоря, мой дорогой герцог, я уже начинаю жалеть, что выступила на вашей стороне. Вы не годитесь ни на что путное, только совершать глупости!

И тут же Сильви выступила в его защиту:

— Не будьте так суровы, Мария! Вы разве не видите, как он мучается!

— И с какой это стати, скажите, пожалуйста? Все из-за того, что нам удалось спасти королеву от неминуемого развода? Вы являетесь сюда с видом собственника. Хорошо еще, что вы не устроили сцену ревности по всем правилам!

— Когда ревнуешь, так трудно рассуждать разумно… Надо пожалеть герцога и как-то успокоить его!

Франсуа с живостью схватил Сильви за руку, прижался к ее пальчикам благоговейным поцелуем и так и не отпустил больше.

— Откуда вам знать, что я пережил этой ночью при одной только мысли о том, что здесь происходит? Я представлял их в объятиях друг друга, я…

— У вас слишком пылкое воображение, герцог! — бросила Мария. — А мозгов явно недостаточно! Когда же вы наконец поймете, что эта ночь была необходима, чтобы над вашей возлюбленной не висела угроза быть изгнанной за измену мужу?

— Вы совершенно правы, но с тех пор как она принадлежит мне, я не могу вынести одной мысли о том, что кто-то другой разделит с ней ложе.

— Другой? Это король другой? — выдохнула возмущенная Мария. — Нет, мой друг, вы совершенно явно сошли с ума!

— Все возможно, но больше всего я сожалею о том, что послушался вас тогда в Шантильи. Я бы увез ее, и сейчас она управляла бы Нидерландами…

— Прежде всего она стала бы опороченной, опозоренной, брошенной женщиной, какой теперь является королева-мать…

— Никогда! Я бы завоевал для нее королевство…

— Вздор, пустая болтовня! Вы забываете об инквизиции! Неужели вы полагаете, что, очутившись в Нидерландах, она бы согласилась, чтобы ваша связь стала достоянием гласности? Кардинала-инфанта это бы тоже не устроило, и в этот самый час, как вы говорите, вас бы уже передали в руки палачей нашего кардинала, если бы не перерезали просто-напросто горло в каком-нибудь темном углу!

— Вы безжалостны! Скажите мне, по крайней мере, как все прошло? Я полагаю, что вы шпионили за королевской четой всю ночь?

— Это правда, я не спала всю ночь, но я вам ничего не скажу. Речь идет о наших монархах, а я верная их подданная!

— А вы? Вы мне скажете? — взмолился Франсуа и почти прижал Сильви к себе. — Вы ведь тоже, должно быть, были там?

— За кого вы меня принимаете? — резко бросила Мария. — Альковные секреты не предназначены для таких юных ушей. Мадемуазель де Лиль отправилась спать по моему приказанию. Я полагаю, она единственная, кто хорошо спал этой ночью!