Жюльетта Бенцони - Спальня королевы

— Когда я снова увижу королеву?

— Боюсь, что не так скоро. Во всяком случае, мне бы так хотелось. С одной стороны, наступает предрождественский пост, и потом, если будет так угодно господу, за королевой будут очень внимательно следить. Вы должны держаться подальше!

— Не требуйте от меня невозможного!

— Я требую от вас только то, что необходимо для ее безопасности… и для вашей! В любом случае, до получения новых распоряжений вы не должны больше на меня рассчитывать… И разумеется, на Сильви тоже. Постарайтесь развлечься, поезжайте путешествовать, отправляйтесь на войну под чужим именем или женитесь!

В глазах Франсуа вспыхнули опасные гневные огоньки:

— Благодарю вас, сударыня! Я полагаю последовать вашему последнему совету и позаботиться о продолжении моего собственного рода!

Он поднес ручку Сильви к губам, поцеловал и отпустил.

Потом герцог немедленно отправился к группе, окружившей принцессу Конде. Сильви и Мария смотрели ему вслед.

— Уф! — с облегчением выдохнула мадемуазель де Отфор и со странной интонацией добавила:

— Да не допустит господь, чтобы будущий ребенок, если он родится, слишком походил на своего отца!…

Так как она направилась решительной походкой к королеве, Сильви оставалось только последовать за ней, не прося объяснить последние слова. Да она и не получит скорее всего никаких объяснений. Тайна королевской ночи будет сохранена Марией, и она не станет говорить об этом ни с кем. Особенно если верная камер-фрау подсыпала королю, как подозревала Сильви, во время ужина в еду или в вино какое-нибудь сильное снотворное…

Начиная с этого дня двор и весь город затаили дыхание. Все только что на цыпочках не ходили, чтобы не потревожить и не рассердить таинственные силы, отвечающие за зачатие. Королева проводила в молитвах больше времени, чем обычно. Король же тем временем сменил исповедника. На следующее утро после памятной ночи отец Коссен, духовник короля, бывший к тому же и духовником Луизы, неверно истолковал рекомендации, данные юной монахиней. Поэтому он счел возможным обратиться к королю с просьбой вернуть из ссылки королеву-мать, а заодно разорвать союз с голландцами и протестантскими принцами Германии, снизить налоги и договориться о мире с Испанией. И в заключение он попросил отправить Ришелье обратно в Люсон. Пусть посмотрит, вдруг там трава зеленее? Для иезуита этот человек оказался очень недальновидным. Людовик XIII отослал его, не без юмора, обсудить свои прожекты с кардиналом. После чего последовал королевский указ об изгнании неосторожного в Ренн, где с ним, впрочем, обошлись с большим уважением.Его место занял другой иезуит — отец Сирмон. Этот духовник оказался почти библейским старцем, несколько туговатым на ухо, поэтому Людовику XIII приходилось кричать во время исповеди. Но этот монах по меньшей мере не вмешивался в дела государства.

Что же касается Франсуа, то он решил утопить свое горе в удовольствиях. Его часто видели в отеле Конде, около Люксембургского дворца, и еще чаще на Королевской площади, в шикарном игорном доме, принадлежащем госпоже Блондо. Там он играл по-крупному, пил, как бочка, но никогда не терял власти над собой. Это ему помогало избегать ссор, которые порой становятся фатальными.

Его старший брат забеспокоился и попытался вернуть герцога к более разумному восприятию вещей:

— Вы становитесь почти распутником, брат мой! Вы считаете, что это наилучший способ добиться руки мадемуазель де Бурбон-Конде?

— А кто вам сказал, что я этого хочу?

— Когда вы не у госпожи Блондо, вы вьетесь вокруг благородной девицы, словно пчела вокруг цветка. Она вам нравится, так я полагаю?

— Девушка очень красива, но ее характер меня обескураживает. Она еще холоднее и высокомернее, чем мадемуазель де Отфор. В ней кипит какая-то дикая смесь дьявольского кокетства и холодной набожности…

— Вы что-нибудь имеете против набожности? Наша мать будет этим очень разочарована.

— Я ничего не имею против. Я и сам человек достаточно благочестивый, но полагаю, что не следует смешивать жанры. И, подводя итог, брат мой, поделюсь секретом. Я не горю желанием стать супругом прелестной Анны-Женевьевы. Но мне очень нравится, чтобы все думали, будто я схожу с ума от нетерпения…

Меркер не стал настаивать. Он знал, что логика его брата несколько отличается от общепринятой. Франсуа вернулся к удовольствиям.

…Конец 1637 года, ставшего годом великих побед французских армий, был отмечен великолепными празднествами. Был бал во дворце Сен-Жермен. Мадемуазель де Отфор, за которой вновь начал ухаживать король, блистала, а мадемуазель де Лиль, спевшая несколько раз, впервые танцевала, и с такой непередаваемой грацией, что просто очаровала двор. Но так как в Париже не было Франсуа и даже Жана д'Отанкура, уехавшего к отцу в Прованс, успех не доставил Сильви такого удовольствия, на которое она рассчитывала. И действительно, ближайшая подруга фаворитки, близкий человек к королеве, перед которой все теперь заискивали, малышка с босыми ногами из прошлого, стала не то чтобы влиятельной персоной, но совершенно очаровательной девушкой, за которой приятно поухаживать… Тем более что кардинал все время улыбался ей.

Его высокопреосвященство тоже участвовал во всеобщем веселье. В своем замке в Рюейе Ришелье устроил большой праздник. Король, охотно ставивший спектакли, показал во время праздника балет Наций, в котором танцевали все красивые дамы и сам Людовик XIII. Сильви тоже сыграла маленькую роль, а Мария де Отфор затмила всех остальных своей красотой.

А потом… Потом в первом выпуске газеты в феврале 1638 года Теофраст Ренодо написал: «30 января все принцы, знатные дворяне и состоятельные люди отправились вместе с их величествами праздновать в Сен-Жермен, надеясь услышать там очень радостное известие. Да поможет нам бог, мы сообщим об этом очень скоро».Наконец-то! Королева была беременна! Париж взорвался от радости. Почувствовав, как у них с плеч свалилась огромная тяжесть, Мария и Сильви обнялись и расплакались. А Франсуа напился до бесчувствия. Конюшим пришлось отвезти ничего не соображающего герцога в фамильный особняк Вандомов.

Позже де Бофор уверял всех, что таким образом отпраздновал радостное событие. Но его «радость» очень походила на «радость» брата короля. В замке Блуа все пытались делать хорошую мину при плохой игре. Полученная новость разбивала в пух и прах притязания герцога Орлеанского на престол. Брат короля пытался всемерно поддерживать свою надежду, напоминая себе постоянно, что до сего времени у королевы бывали только выкидыши. Но даже если в самом худшем случае ребенок все-таки родится, то вполне вероятно, что это окажется девочка. Поэтому молитвы обеспокоенного наследника престола и его исповеди стали довольно странными.