Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

Он плескал водой себе в лицо и на шею, и ручейки стекали по его телу изломанными линиями. Раненая плоть, с ее наростами и извивами, напоминала кору сухого дерева. Шрамы пересекались, терзали друг друга воспаленными гребнями. А еще были участки, прожженные огнем до сухожилий и кости.

Чудо, как герцог вообще остался в живых. С другой стороны, с его-то раздражительным характером и упрямством… Понятно, он просто отказался следовать за смертью, когда та позвала его за собой. Это так на него похоже.

«Отважный, невозможный упрямец! И почему ты, негодник этакий, сейчас кажешься еще красивее, чем когда-либо?»

Эмму одолевали противоречивые чувства. Ей хотелось немедленно подбежать к мужу, только она не знала, что сделает, оказавшись подле него. Поцелует его, обнимет, приласкает? Скорее всего по глупости своей сделает все это сразу. Это к лучшему, решила она, что ей придется прятаться за этим злосчастным диваном, пока Эш не выйдет из спальни.

И тут что-то громко стукнуло о пол – душа Эммы ушла в пятки.

Блокнот Александры с металлическими застежками вывалился из кармана и упал на пол.

– Простите, – одними губами проговорила девушка.

– Кто здесь? – Герцог поспешно обернулся, сжимая в руке бритву.

Эмма скривилась. Ну что тут поделаешь?

– Это я. – Она выбралась из своего укрытия, улыбнулась и весело помахала рукой. – Всего-навсего я. И больше никого.

Он смотрел на нее со смешанным выражением гнева и недоверия.

– Эмма?

Она дала Александре мягкий тычок, прежде чем выбраться из-за дивана и подойти к мужу.

– Я думала, вы внизу, в бальном зале.

– Я и был там, потом поднялся сюда.

– Да, конечно.

У нее за спиной Александра вылезла из-за дивана и ползком на четвереньках торопливо двинулась к спасительному выходу. К счастью, герцог смотрел только на Эмму, иначе неминуемо увидел бы Александру, и положение, и без того неудобное, уподобилось бы… пусть не девятому кругу ада, но менее известному изобретению Данте, а именно: шестому восьмиугольнику стыда. Эмма только и смогла произнести:

– Опять бадминтон?

– Фехтование.

– Ах да. Фехтование. – Она дотронулась до мочки уха.

Теперь понятно, почему в бальном зале лязгал металл.

Краем глаза Эмма видела, как Александра, стоя с другой стороны двери, машет ей рукой на прощание. Теперь можно было облегченно перевести дух.

– Теперь моя очередь задавать вопросы, – сказал Эшбери. – Кой черт дернул вас сюда пробраться и подглядывать за мной?

– Прежде чем я продолжу, не могли бы вы… убрать бритву подальше?

Кажется, он сам удивился тому обстоятельству, что по-прежнему держит в руке эту острую штуковину. Сложив бритву, он бросил ее на туалетный столик, и та звонко опустилась на поднос.

– Теперь объясните, что вы делали, прячась за диваном.

Эмма гордо вскинула подбородок, поскольку уже придумала безупречный предлог.

– Я искала кошку.

– Кошку?

– Да. Кошку.

– Хотите сказать, вот эту кошку? – Кивком герцог указал на тот самый диван, за которым пряталась Эмма.

Эмма обернулась. На мягких подушках дивана, свернувшись калачиком, сладко спала Штанина.

Как такое могло произойти?

Кошка подняла голову, как будто поняла, что говорят о ней. Потянулась и устремила на них вопросительный и невинный взгляд.

Эмму никто так подло не предавал, с тех пор как ей исполнилось шестнадцать.

«Ты, пушистая бестия. Я подобрала тебя, когда ты умирала с голоду, взяла в дом с промозглой улицы, и вот как ты мне отплатила?»

– Достаточно, – сказал герцог. – Просто признайтесь, что забрались сюда, чтобы на меня поглазеть. Нарушить мое уединение, против моего желания, чтобы удовлетворить свое любопытство.

– Нет. – Эмма энергично затрясла головой, готовая все отрицать. – Нет, я бы никогда…

– Не лгите мне! – взревел он.

Она проглотила стоявший в горле ком. Тогда, разведя руки в стороны, он медленно повернулся.

– Хорошо. Тогда получайте то, зачем пришли. Глядите хорошенько. А потом уходите.

Эмма взглянула ему в лицо, изо всех сил стараясь не отводить глаз.

– Я пришла не для того, чтобы за вами подглядывать. Клянусь. Хотя не стану отрицать: оказавшись здесь, я смотрела – ничего не могла с собой поделать.

– Разумеется, вы смотрели. Кто бы отказался? В Лондоне бывают представления цирка уродов, только там вам бы пришлось заплатить шестипенсовик, да и зрелище далеко не такое впечатляющее.

– Не говорите так, – взмолилась Эмма. – Неужели вы столь низкого обо мне мнения?

– Я знаю человеческую природу. – Герцог ударил кулаком себя в грудь. – Я хочу, чтобы вы сказали правду. Уже не в первый раз я ловлю вас на том, что вы меня разглядываете, хотя сегодняшнее вторжение перешло все границы. Вы будете отрицать?

– Нет. Не могу.

Он наступал.

– Вы явились сюда, спрятались за диваном, чтобы удовлетворить свое страстное, но болезненное любопытство.

Эмма покачала головой, отрицая.

– Признайтесь же!

– Я не могу признаться! Это неправда! Я… – Ее голос дрогнул. – Да, я на вас смотрю. Но не потому, что нахожу вас уродливым. И дело не в моем болезненном любопытстве.

– Тогда в чем?

Ее сердце явно собиралось выскочить из груди. Хватит ли ей смелости признать правду?

– Это… моя одержимая влюбленность.

– Влюбленность? – Он встал как вкопанный, сверля ее взглядом. Можно подумать, у нее во лбу выросли рога, а на рогах появились фиалки и пирожные к чаю.

Эмма не знала, что сказать, что сделать. Она и так наделала и наговорила хоть отбавляй. Ни слова больше не говоря, она пулей вылетела из комнаты.

В этот вечер обед прошел без обычных шуток и неумолчной болтовни Эммы. Эш предположил, что его жена просто пристыжена, – и поделом ей! Жаль только, что он не может перестать думать о ней – о ее сегодняшнем вторжении и бесстыдной лжи.

И о том, что она ничего не ест и не пьет вина.

– Вы не притронулись к супу, – не выдержав, сказал Эшбери. – Из-за вас и мне не хочется есть.

– Не беспокойтесь. – Эмма с мрачной решимостью проглотила ложку супа.

Он возвел глаза к потолку.

– Тогда выплевывайте.

Эмма замерла, и ее ложка замерла на полпути.

– Да не суп! Что вы хотите мне сказать?

Эмма положила ложку.

– Да. Нам нужно поговорить. Насчет сегодняшнего. Про то, что я испытываю к вам чувства.

Эш быстро взглянул на лакеев.

Слуги вышли.

Он снова уставился на свою бестолковую жену.

– Почему вы все время твердите об этом?

– Потому что вы постоянно спрашиваете! Потому что я должна кому-то сказать, но я не знаю, как говорить такое кому-то другому! – Она уставилась в свою тарелку. – Я влюбилась в вас, сама того не желая. Вот в чем беда.

– Была бы беда, – усмехнулся он, – не будь ваша влюбленность плодом вашего же воображения.