Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

– Мое воображение тут ни при чем.

Герцог пожал плечами.

– Может быть, у вас скоро месячные? Слышал, что в такой период женщины сходят с ума и им мерещится то, чего нет.

– Хорошо. Значит, я сошла с ума. – Она бросила на него сердитый взгляд. – Вы такой же, как все мужчины! А я имела глупость влюбиться в вас, несмотря ни на что. Я уверена, что это влюбленность. Уверена, потому что со мной это уже было.

Теперь настала очередь Эшбери сходить с ума. И ему померещилось то, чего нет, а результатом были ревность и гнев.

– Кто это был?

– Разве это важно?

– Потому что, – сурово сказал он, – мне нравится знать имена людей, которых я презираю. Я записываю их в книжку, время от времени перечитываю, попивая бренди, и при этом меня разбирает зловещий смех.

– Это был один молодой человек, еще дома, вечность назад. Конечно, вам известно ощущение безумной влюбленности. Это не просто восхищение физическими качествами. Вы только и думаете что об одном-единственном человеке. Вы словно плывете сквозь время и распеваете песню, состоящую из единственного имени. И думаете лишь о том, когда же снова увидите предмет своего обожания.

– И вы говорите, что чувствуете себя именно так. Парите в небесах. Распеваете песни. Про меня.

Эмма вздохнула:

– Да.

– Глупость.

– Знаю, но, похоже, не могу справиться. У меня есть несчастливая привычка видеть в человеке только лучшее, поэтому я слепа к его недостаткам.

– А я состою исключительно из недостатков. Не представляю, какие вам еще нужны доказательства.

– И я тоже. Вот что меня тревожит. – Эмма комкала льняную салфетку. – Правда, такие чувства долго не живут. Человек или очнется от чар, или полюбит по-настоящему.

– А как вышло с парнем там, дома?

– Я думала, что моя влюбленность перерастет в любовь, но он ясно дал мне понять, что не испытывает ко мне подобных чувств. Иллюзия лопнула как мыльный пузырь, и я увидела своего героя в истинном свете.

Герцог откинулся на спинку стула.

– Вот, значит, каков ваш ответ. Мы можем решить этот вопрос прямо сейчас, раз и навсегда. Я все время твержу, что не испытываю к вам ответных чувств. Это правда.

– А я вам не верю! – Эмма помолчала. – Мне кажется, вы тоже в меня влюблены.

Эш взял нож, чтобы разделать на блюде жареного фазана, и с остервенением начал пилить ни в чем не повинную птицу. Положил кусок ей на тарелку.

– Не возьму в толк, с чего вы так решили?

– Каждую ночь вы приходите ко мне чуть раньше, чем в предыдущую.

– Возможно. Мне не терпится выполнить то, что требуется.

– Дело не только в ранних визитах. Вы задерживаетесь у меня все дольше.

Эш вонзил вилку в фазанью грудку.

– И что с того? У вас что, книга учета в комоде? Вы рисуете графики? Засекаете, надолго ли меня хватает?

Эмма слегка улыбнулась, глядя в бокал с вином.

– Не притворяйтесь, что вам бы не польстило, если бы я в самом деле вела такой учет.

– Прекратите глупо улыбаться. Есть только одна причина, отчего я прихожу в вашу спальню когда захочу. Вам полагается забеременеть. И для достижения этой цели я настаиваю на том, чтобы вы правильно питались и пребывали в добром здравии. Ешьте свой обед!

Эмма взяла вилку.

– Как скажете, сокровище мое.

– Да, я так и скажу, моя маленькая плутовка.

Герцог сердито уставился на серебряный подсвечник. Действительно, это проблема. Все это замечательно, что они доставляют друг другу удовольствие в постели. Однако за пределами спальни необходимо держать дистанцию. Нельзя поощрять глупые сантименты с ее стороны, даже если жена действительно им восхищается… Но ведь этого не может быть!

Правда проста, напомнил себе Эшбери. Эмма придумывала оправдания сегодняшнему происшествию, когда он застукал ее в своей спальне, а она потом умчалась так, будто ее черти кусали за пятки. Раздувая его гордость, она просто надеялась усмирить его гнев.

Влюблена безоглядно, вот как она сказала. Немыслимо.

И если она думает, будто и он в нее влюблен, она не оставила ему выбора. Теперь он обязан доказать ей, что она ошибается. Сегодня ночью, решил Эш, он вообще не пойдет к ней в спальню.

Сдержать данное себе обещание оказалось труднее, чем Эш предполагал.

Он не знал, куда себя девать. Было слишком рано, чтобы отправляться скитаться по городу: в этот час на улицах еще полно народу. Чтобы убить время, он налил себе стакан бренди и решил просмотреть отчеты своего управляющего, присланные из имения в Эссексе.

Однако не успел он заткнуть графин пробкой и вернуться к письменному столу, как озорница кошка вспрыгнула на стол, обошла столешницу кругом и устроилась на кипе бумаг. Как раз эти бумаги Эш намеревался просмотреть.

– Благодарю за помощь, – мрачно сказал он. – Грязная бесстыжая твоя рожа.

Кошка моргнула.

– Ты меня слышишь? Убирайся. Ты «моя болезнь, нарыв, ты опухоль с моею гнойной кровью»! «Король Лир», акт второй.

«Гнойный нарыв» скучающе зевнул. И Эш сдался. Он решил, что вполне может просто лечь спать.

Снял сапоги, задул свечи и растянулся на постели. Кровать у него была монументальная. На ней спали многие поколения герцогов. Четыре резных столбика красного дерева и балдахин из расшитого бархата, украшенного золотой бахромой. Балдахин задерживал тепло в холодные ночи и не пропускал свет, если утро наступало слишком рано.

Сложив руки на груди, Эшбери даже застонал от отчаяния. Возможно, Эмма права. Возможно, он действительно влюбился. Все симптомы налицо! Он знал, что у нее есть недостатки, великое множество треклятых недостатков, но сейчас не мог назвать ни одного. Имя жены вертелось в его мозгу. Вот вам и песня из одного-единственного имени!

Эмма. Эмма. Эмма. Эмма.

Утешало одно: она сказала, что это не продлится долго. Надо попробовать себя напугать, чтобы выбросить глупые мысли из головы.

Он громко хлопнул в ладоши – и громкий хлопок прокатился эхом в ночной тиши. И что? А ничего. Лишь почувствовал себя полным дураком. Эш зажмурился, да так крепко, что под веками заплясали звезды, сосчитал до трех и снова открыл глаза. Оказывается, он еще глупее.

Тогда он начал вспоминать самые отвратительные вещи, что только могла подсказать ему память. Огненные осколки, несущиеся со скоростью пули прямо ему в лицо. Рвота до изнеможения, когда он прекратил курить опиум. Гной не просто желтый, отвратительный, а гной зеленый, сочащийся, вонючий.

Это помогло всего на несколько минут. Мозг явно желал поскорее избавиться от подобных воспоминаний, зато охотно соглашался думать о ней. Об Эмме.

Эмма, Эмма!

Чтоб ему сгореть в аду. Эшбери сел. Завтра он будет жечь шалфей и окурит дымом весь дом. Его явно околдовали. Навели порчу…

Дверь его спальни скрипнула.