Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

– Я вас люблю. Вы это знаете.

Но знал ли он?

Да, он слышал, как Эмма произносит эти слова. Но за последние четверть часа он начал сомневаться, что может им верить.

Нет, он несправедлив к ней. Он не был уверен, что верил ее словам хоть когда-нибудь.

– Уже поздно. – Эмма подошла к нему. – Пойдемте спать. Утро вечера мудренее.

Он протянул руку, удерживая ее на расстоянии.

– Мне и так все ясно. Я прямо сейчас отправлю нарочного в Суонли. Пусть слуги готовятся к вашему приезду. Разумеется, у вас будет карета. Можете отправляться туда вместе с мисс Палмер, когда вам заблагорассудится. Позже я велю Мэри привезти ваши вещи.

Эш понимал, что может зайти слишком далеко. Ударить слишком больно. Воткнуть нож слишком глубоко. Разве такой мужчина ей нужен? Он бы сдержался, но лишился значительной части самого себя, а другие его части были изуродованы так, что не узнать, что внутри, что снаружи. Он слишком озлобился, чтобы заслужить ее любовь. Он слишком жалок, чтобы ее удержать.

Черт побери, он слишком уродлив, чтобы ее сопровождать: хоть на бал, хоть куда-то еще.

Вот причина, напомнил себе Эшбери, почему он настаивал на временном договоре. Случай с ее подругой явился очень своевременным напоминанием. Никто и не предполагал, что их брак может продлиться долго.

– Эш, не делайте этого!

Он схватился за ручку двери, собираясь выйти из комнаты.

– Как вы сами сказали, условие нашего договора выполнено. Вам не нужно возвращаться.

«Вам не нужно возвращаться».

Эмма смотрела на закрывшуюся за мужем дверь. В глазах закипали слезы. Ее снова отвергли, как и раньше. Какое знакомое чувство! Как будто ее желудок сбросили с утеса в Дувре, привязав к камню.

И за это ей некого винить, кроме себя. Ну что за глупое у нее сердце! Похоже, оно никогда не усвоит уроков жизни.

К счастью, у нее не было времени, чтобы стоять и заливаться слезами. Предстояло сделать важное дело.

Перво-наперво ей нужно найти платье. Не просто платье, а Платье с большой буквы. Роскошное, элегантное, безупречное. Платье, которое не кричит о богатстве, а свидетельствует об утонченности и изысканном вкусе хозяйки. Она должна выглядеть как настоящая герцогиня.

Долгие годы Эмма пользовалась своим искусством, чтобы делать красивыми других женщин – а иногда и неблагодарных мужчин, – и вот теперь оно сослужит службу ей самой. Рассмотреть себя в зеркале. Прекратить искать в себе недостатки, которые нужно скрывать, и отыскать красоту, которую нужно подчеркнуть.

В запасе у нее один день. И шить-то практически не из чего, если не считать нескольких ярдов бархатных занавесок синего, как сапфир, цвета да остатков отделки от пелерины, которую она шила для Девины. Пригоршня фальшивого жемчуга, кусок ленты… Взгляд Эммы упал на усыпанные сверкающими камнями гребни, которые она надевала в театр. Может, она сумеет вытащить их из оправ.

Значит, так. Ей нужна выкройка, но легче выкроить детали по платью, которое уже подогнано по ее меркам. Эмма подошла к шкафу, достала единственное собственное платье и начала распарывать.

То, что надо.

Эшбери нужно было выпустить пар – бадминтон не годился. Только не сегодня. Он до сих пор злился. Чувствовал себя одураченным. Но главным образом негодовал на себя.

Эмма уехала шесть минут назад, а он уже тосковал по ней так, что и не выразить словами.

В своем упрямстве он отказался посмотреть, как она уезжает на бал, не говоря уж о том, чтобы попрощаться. Слишком рискованно.

Да, но как он страдал! Куда бы ни пошел в доме, отчаяние следовало за ним по пятам. Еще и кошка бегала за ним, браня его жалобным мяуканьем.

Во всех комнатах Эмма поснимала драпировки с окон, объясняя это желанием впустить больше солнечного света. Бьющий наотмашь слащавый символизм! Ему захотелось поразбивать эти окна камнями и в прострации улечься на ковре, умирая от страстной тоски.

Решительно настало время развлечься, как положено мужчине. Поиграть в крикет при свечах? Бывало, он делал куда более абсурдные вещи.

Очутившись в бальном зале, Эш бросил на пол узкий конец обюссоновского ковра, позаимствованного в коридоре, чтобы попрактиковаться в отбивании мяча крикетной битой. В центре зала встал мрачный Хан, которому предстояло исполнить роль подающего.

– Что ж, начнем. – Эш приготовился поразить какой-нибудь портрет предка на дальней стене бального зала.

Хан извлек из корзинки мяч, примерился, выступил на шаг вперед и бросил, вложив в бросок изрядную, как выяснилось, силу. Мяч резво отскочил от ковра. Эш замахнулся битой, только поймал не мяч, а воздух и обернулся, провожая взглядом улетевший мяч.

– Я пока только разогреваю мускулы, знаешь ли. – Герцог с равнодушным видом сделал несколько пробных замахов битой.

– Ну разумеется, ваша светлость.

Достав второй мяч, Хан провел подачу с неожиданным проворством и мастерством. На сей раз Эш достал мяч, но бита лишь задела его по касательной.

– Довольно метко, не так ли?

Следующий мяч, посланный дворецким, упал как раз под ноги хозяину, отрикошетил вверх и ударил в голень – чертовски точно и больно.

Охнув, Эш растер ушибленное место тыльной стороной ладони.

– В другой раз будь осторожнее, ладно?

Но не успел он поднять биту, как Хан атаковал опять. Мяч влетел точно в бедро. Теперь не оставалось сомнений, что Хан целил в хозяина нарочно.

– За что ты меня так?

– За то, что позволили ей уехать, осел вы эдакий!

Эш воздел руки.

– Она сама так захотела! Вынашивала свой план несколько месяцев. Хитростью вынуждала меня иметь ее во всех углах дома, вращаться в обществе и… И даже что-то там почувствовать!

Эш бегал по кругу, выгоняя из ноги пронзительную боль. И едва успел увернуться, когда следующий мяч просвистел возле его уха.

– Гром и молния! Что ты вытворяешь?

– Однажды снаряд выбил из вашей головы всякий разум. Может, вы образумитесь, если треснуть вас еще раз? – Хан изготовился к следующей подаче. – Вы дали клятву любить, оберегать и уважать свою жену. Это было в клятве. Я свидетель.

Подняв крикетную биту, Эш нацелил ее на слугу.

– Тогда тебе стоит вспомнить, что она поклялась повиноваться мне. А теперь смотри как оно обернулось.

Дворецкий отвел руку назад, готовясь выполнить бросок. Эш поморщился.

– Погоди. – Отбросив биту в сторону, он поднял вверх обе руки, признавая поражение. – Послушай-ка меня, ладно? Если ей угодно ехать в деревню, тем лучше. – Он провел ладонью по изуродованной стороне лица. – Я ей не нужен.

– Ну разумеется, вы ей не нужны. – Возмущенный голос Хана эхом разнесся по бальному залу. – Любому дураку ясно.

– И что же мне, по-твоему, делать?

Хан испустил долгий страдальческий выдох.