Ирена Гарда - Первая женщина на русском престоле. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

И вот четыре полка двинулись к Москве. Шли быстро и восемнадцатого июня остановились в сорока верстах от города. Новость об их появлении всколыхнула город, прекрасно помнивший предыдущий Стрелецкий бунт.

Особо впечатлительные москвичи, заперев двери московских домов, бросились в свои вотчины, чтобы быть подальше от неприятностей.

Но князь-кесарь не собирался сидеть, сложа руки и дожидаясь, пока город не окажется захваченным своими же стрельцами. Навстречу бунтовщикам вышел московский гарнизон во главе с Шеиным и генералами Гордоном и Массальским.

Дальнейшее хорошо известно. Стрельцы, пребывая в благостном настроении от мысли, что скоро окажутся дома, улеглись почивать, не выставив караулов, а когда проснулись поутру, то обнаружили перед собой хорошо обученных воинов, поддержанных артиллерией.

Гордон предложил бунтовщикам возвратиться туда, откуда пришли, предварительно выдав зачинщиков.

Те ответили отказом и, вместо того чтобы построиться в боевой порядок, начали переругиваться с противником. Гордон приказал дать залп по столпившимся перед его полками стрельцам. Пушки дружно рявкнули, затем еще раз, и стрельцы бросились врассыпную, оставляя на поле убитых и раненых. Так закончился «стрелецкий бунт», который, по большому счету, таковым не являлся. Пока шла перебранка, стрельцы всего лишь просили, чтобы их на три дня пустили в Москву, обещая потом вернуться на Литовскую границу. Был ли это хитрый маневр, или они действительно хотели только повидать стрельчих, остается загадкой.

Но только за свое неповиновение они были жестоко наказаны. После произведенного боярином Шеиным дознания несколько десятков человек были повешены, а остальные разосланы по дальним тюрьмам и монастырям.

Стрельцы умирали, но о венценосной пленнице Новодевичьего монастыря не сказал никто.

Софья была в отчаянии. Столько надежд, столько бессонных ночей, и все закончилось каким-то кровавым балаганом. Мечась по маленькой комнатке, она заламывала руки, оплакивая свои несбывшиеся надежды. То, что ее саму может коснуться следствие, Софью совершенно не волновало. Более того, зная о жестокости петровского собутыльника, она ждала, что Ромодановский потащит ее в пыточную камеру, как и несчастных стрельцов, но князь-кесарь, сложив руки на толстом чреве, посмотрел не нее снисходительно:

— Ништо, царевна. Со дня на день твоего брата ждем. Вот приедет Петр Алексеевич, с ним и говорить будешь, лебедь белая.

Вернувшись в свои палаты при Напрудной башне, она упала на колени перед образами:

— Господи, за что мне все это? Зачем поманил надеждой и бросил? Изнемогаю я под твоим бременем, и нет сил идти дальше.

— Сказано в Священном Писании: «Каждому дается по силам его», — раздался за спиной мягкий девичий голос.

Софья обернулась. В дверях стояла совсем юная инокиня, смотревшая на царевну глазами с совершенно иным, чем у обычных людей, выражением.

— Прости меня, Софья Алексеевна, что потревожила тебя за молитвой, но мне передали для тебя записку. — Девушка протянула Софье в несколько раз сложенный кусочек бумаги, на котором незнакомой рукой было написано «Конец света через неделю. Будь готова».

Скомкав листочек, Софья внимательно посмотрела на девушку, не понимавшую, что рискует своей жизнью, общаясь с ней.

— Как тебя зовут? И как ты сюда попала?

— Мария я. Попросила солдат пропустить меня к тебе.

— Что? — У Софьи даже горло перехватило. — Ты понимаешь, что с тобой теперь сделают?

— Значит, такова Божья воля, — опустила ресницы девушка. — Ну, я пойду, а то меня сестры ждут.

И видение растворилось за дверью, зато в комнату заскочила возбужденная Верка:

— Ой, матушка-государыня, чуть сейчас не попалась! Иду, значит, я с корзиной от Марфы Алексеевны, а тут князь-кесарь: «Дай-ка посмотреть, что ты там несешь». Хорошо, что его окликнули, а я опрометью к вам побежала.

— Давай письмо сюда! — Она протянула руку. — Кстати, ты не знаешь, что за девушка от меня сейчас вышла?

Копавшаяся в корзине в поисках письма Верка изумленно посмотрела на хозяйку.

— Отсюда никто не выходил, Софья Алексеевна. Я пока шла, никого не видела. Да и кто пойдет сюда, если инокиням строго-настрого запрещено с нами разговаривать? Кстати, на рынке говорят, что скоро Петр Алексеевич приедет. Через неделю или около того.

Софья еще раз повертела в руках записку и перечитала шесть написанных в ней слов. Не привиделась же ей юная монахиня! Но Верка стояла на своем: никого не было, никого не видела.

Так Софья и не поняла, кого же она принимала у себя в гостях.

Петр примчался из-за границы как Ангел Смерти: злобный, решительный, не знающий милосердия. Всех сосланных стрельцов вернули из тюрем и монастырей для новых пыток. Софье было запрещено сношение с внешним миром, а Марфа посажена под домашний арест в своем тереме.

Москва замерла от ужаса, передавая шепотом из уст в уста страшные рассказы о том, что делалось в Преображенском. Рассказывали, что там бичевали людей, сдирая с них кожу вместе с мясом, а тех, кто выдерживал нечеловеческие муки, клали на раскаленные угли. И часто среди палачей видели царя, самолично занимавшегося допросами несчастных.

Спустя несколько дней в Софьины палаты вдруг ввалилась толпа преображенцев и увела всех ее слуг, включая Верку, которая, не желая добровольно идти на мучения, брыкалась так, что с ней едва справились шесть здоровенных преображенцев. В конце концов, ее торжественно вынесли за дверь, держа за руки — за ноги, четверо дюжих молодцев, а она ругала их такими словами, о которых царевна даже не слыхивала.

Софья осталась одна, глядя в раскрытую дверь, как ветер гонит по дорожкам жухлую листву. Опять осень, и опять сердечная боль за близких людей. Как там Марфа? Что с ней сделал живодер-братец?

С трудом переставляя ноги, она закрыла дверь, чтобы не выдувалось последнее тепло. Спасибо отцу Симеону, который заставил ее учиться готовить, а то теперь некому ей приготовить еду. Подойдя к стоящему у окна столу, она налила себе стакан воды и выпила его залпом. Странно, но вместо того, чтобы впасть в отчаяние, она испытывала чувство душевного подъема.

Наконец ее память может выйти из летаргического сна, в который она погрузила ее усилием воли. Федя, ее Феденька поможет ей выстоять в борьбе с Петром и не сломаться. Она была готова к любому исходу, потому что это была жизнь, а не душевная смерть.

Но царевне пришлось прождать несколько дней, пока к ней в светелку не ввалились два человека, которых она ненавидела больше всех на свете: ее сводный брат Петр и князь-кесарь Ромодановский.

При виде незваных гостей Софья оторвалась от вышивания, к которому пристрастилась, чтобы убить время, и поднялась, не опуская глаз.