Витольд Недозор - Дочь Великой Степи [litres]

Алана, как можно догадаться по прозвищу-имени, родом из великого племени аланов. Крепкая, широкая в кости, чем-то напоминающая те изваяния каменных баб, что стоят на курганах… Семья ее бежала из родных земель, поддержав не того царского сына в борьбе за власть. В Диком Поле на изможденных беглецов напали лихие люди («Может, и мои сородичи», – вдруг подумала Зиндра, вспомнив как-то привезенный из набега ворох одежды с аланской вышивкой). Она единственная вырвалась из кольца: вынес их с младшим братишкой добрый конь. Да вот от судьбы не ускачешь, и брат умер от раны через три дня… Одинокие скитания, полурабская жизнь в приютившем из милости кочевье, разбитая о голову насильника корчага, новое бегство и спасительная встреча с амазонками, когда уже думала добраться до первого перелеска да приладить на подходящий сук петлю из кушака…

Меланиппа – совсем другая, изящная и тонколицая, из городских сарматов, к тому же полугречанка, дочь рабыни. Хозяин, разорившись, продал ее, а торговец шкурами и янтарем взял красивую и, по всему видно, неглупую невольницу в подарок вождю, с которым вел дела. Шел он в Степь почти без стражи, понадеявшись на охранную тамгу, да вот попался ему по дороге другой вождь, у которого с приятелем торговца была старая вражда… Спаслась девушка чудом: взявшим богатую добычу головорезам было не до того, чтоб обшаривать заросли вокруг места побоища. А потом чудом же наткнулась на стойбище, где обитали амазонки.

Умела она не только читать, петь и складно говорить, но еще и владела искусством исцеления ран и болезней. В отряде Аксианы, старшей над всеми, юная полугречанка стала лекаркой, а еще заведовала запасами да подсчетом трофеев. Зато на мечах уступала всем, кроме лучницы Саны, – и даже Зиндре, по сию пору еще неумелой в игре клинков…

Саму Сану, опрометчиво отошедшую далеко от семейных угодий охотницу, эорпаты отбили у шайки степных бродяг-изгоев. Возили те ее привязанной к седлу и, не развязывая, насиловали в очередь на стоянках. Десять стрел из десяти, выпущенных ею, попадали в цель на ста шагах. Не раз именно ее искусство выручало маленький отряд…

Тарса и Зарина пали жертвами старых обычаев: внезапно вернувшийся среди ночи муж Зарины застал их милующимися на его супружеском ложе и кнутом выгнал в зимнюю степь на верную смерть. Почти замерзших их подобрала Аксиана.

(Меланиппа говорила, что в городах такое бывает нередко, но Зиндра лишь качала головой: женщину боги сотворили для любви к мужчинам, что бы она там о себе ни выдумывала.)

Еще две девушки, Артвиза и Сакара, были родом из таких же уничтоженных в усобицах или карательных набегах селений, как Конская Грива. Им, правда, повезло еще меньше. Артвизу эорпаты нашли нагой и окровавленной на пепелище и потом дважды отбирали нож, каким она хотела свести счеты с жизнью. Сакару, связанную и в колодках (со строптивыми рабынями не церемонятся), Аксиана выиграла в кости у пьяного ксая в полунищем кочевье…

А вот Фанга была по-настоящему беглой невольницей и пришла к ним самочинно: девушки встретили ее зимой уже на окраине их кочевья. Хоть обычно и не привечала Аксиана беглых, чтоб не ссориться с их хозяевами, но тут без особых разговоров взяла ее к себе, рассудив, что сумевшая продержаться в степи до середины зимы вполне подойдет их дружине.

Бендида, родом фракийка из гетов, голубоокая и русоволосая, ростом была выше их всех и одной рукой легко поднимала Зиндру в панцире и при мече. Тоже бывшая рабыня, хотя и не беглая. Ее везли в Ольвию на продажу, но она заболела, не выдержав дороги. Хозяева каравана, не желая задерживаться, бросили горящую в лихорадке девушку прямо посреди степи, а амазонки подобрали и выходили. Она так и не научилась толком говорить на понятном им языке, но за нее говорили глаза, светившиеся преданной любовью при каждом взгляде на сестер. И увесистая палица в ее длани выручала их едва ли не чаще, чем бьющий без промаха лук Саны.

Анта, добродушная молчаливая северянка, в одиночку приплыла в их края на челноке из лесов много выше по течению Дан-Абры. Она не бежала от мести или врагов, а решила с мечом служить Великой Матери по обету. Для избравшей участь «мужеубийцы» она была на удивление кротка и незлобива, подруги даже переглядывались, в недоумении головами качали.

Бинку, самую младшую, привезла старая бабка, приходившаяся Аксиане какой-то дальней, одна Табити ведает, родней на седьмой воде. Мол, помру – и пропадет без надзора девчонка.

Еще несколько девушек пришли в селение кто пешком, кто верхом – и свои истории рассказали лишь Аксиане: даже кумыс и греческое вино не развязывали им языки.

И, конечно же, сама Аксиана. Их спасительница, повелительница, наставница. Она была настоящей дочерью вождя старого сколотского рода, пусть и обедневшего, – но все равно восходил он к тем древним ксаям, что привели когда-то предков с востока, прогнав киммерийцев.

Семь лет назад ее семья и почти все родное кочевье вымерли от черной оспы, а кого не прикончила болезнь, тех добил голод, ибо соседи угнали стада. Что поделать, закон Степи жесток: ты или тебя. Тогда их осталось трое: она и Хунара с Дараной – две юницы, только-только отходящие от демонской болезни, что навсегда изуродовала их лица. И вот одним весенним днем Аксиана, старшая, опоясалась отцовским акинаком, вручила еще шатающимся после голодовки и болезни девчонкам по копью и луку, а потом сообщила: раз они никому не нужны в этом мире, то отныне будут жить, как прежние Лунные Девы…

В тот день, когда их пути пересеклись, Зиндра ничего этого не знала. Просто одна из воительниц посадила ее рядом с собой на вытертое седло, и они куда-то поскакали, оставив отряд двигаться по своим делам. Ехали они долго, с короткими привалами, и к вечеру добрались туда, где на холме возвышались руины чего-то вроде крепости, воздвигнутой из необожженных глиняных кирпичей грубой лепки.

Наверно, когда-то это был приют для пересекающих степь караванов, но строение забросили десятки, если не сотни лет назад, несмотря на то, какой труд был в него вложен: посреди двора сохранился облицованный камнем колодец, где до сих пор не переводилась чистая ключевая вода, величайшая ценность в здешних местах. Но, может быть, слишком уж изменились караванные пути. Или еще что-то иное произошло. Поди узнай теперь…

Так это укрепление и стояло, пустое, не нужное никому, понемногу разрушающееся. Пока вновь не наполнилось голосами – одними лишь только женскими, чего прежде не слыхала Великая Степь со времен амазонок… если обитали они ранее в Великой Степи… если вообще где бы то ни было обитали…

В эту крепость и привезла всадница ту, кому надлежало стать новой амазонкой. Привезла и сдала на руки хмурой коренастой тетке, немолодой, с побитым оспой лицом.