Кинли Макгрегор - Покорение горца [Брэйден и Мегги]

«Это будет самоубийством», — попытался он убедить самого себя.

— О чем задумался? — внезапно поинтересовался Син.

Вздрогнув, младший брат поднял взгляд на скакавшего впереди старшего. Тот, обернувшись в седле, наблюдал за Брейденом.

— А что?

— Выглядишь каким-то грустным, вот мне и стало любопытно, что за мысль тебя грызет.

— А с чего ты взял, что меня что-то мучает?

Син придержал коня, чтобы брат смог с ним поравняться:

— Я не знаю Возможно из-за мертвой хватки, которой ты вцепился в Мэгги. А еще из-за того, как ты на нее смотришь. Словно не можешь решить: то ли прижать ее к груди, то ли скинуть с лошади.

Брейден ненавидел способность брата так легко читать его мысли:

— Этот дар у тебя точно от нечистой силы. Не удивительно, что твои английские друзья клянутся, что ты продал душу дьяволу.

Син посмотрел на него с непроницаемым видом:

— Чтобы продать душу, человек должен ее иметь.

Брейден затих. Так много было скрыто за этими словами. Годы боли и страданий. Син прошел через самое худшее, что только может преподнести жизнь, и его стойкость изумляла. Но гораздо больше Брейдена терзало чувство вины за то, что так сложилась судьба брата. Другие лэрды отправляли англичанам в заложники своих младших сыновей. И по справедливости вместо Сина должен был пострадать он.

Живи он хоть тысячу лет, никогда не смирится с тем, что Сину пришлось уехать, а он остался.

— Простишь ли ты хоть когда-нибудь мою мать за то, что она сделала? — спросил наконец Брейден.

Даже во тьме он ощутил ненависть, вспыхнувшую в старшем брате при этих словах:

— Мне твердят, что в жизни возможно все. Но если я не могу простить собственную мать за ее поступок, почему должен прощать твою?

Брейден промолчал в ответ. Как и Син, он помнил тот роковой день в мельчайших подробностях. Король Давид (53) Давид I, король Шотландии (1084 г. — 24 мая 1153 г.), коронован в апреле или мае 1124 г. Его царствование считается началом эпохи феодализма в равнинной части Шотландии. прибыл в их замок и потребовал сына хозяина в качестве заложника. Это входило в условия перемирия с английским королем в войне, затеянной двумя монархами за северную Англию.

Отец по очереди посмотрел на каждого из своих сыновей настороженным, задумчивым взглядом. Все пять братьев затаили дыхание от страха, понимая, что один из них должен будет уехать.

Лахлан храбро сделал шаг вперед. Но внезапно мать вцепилась в него и оттащила назад. Она собрала своих сыновей вокруг себя, оставив Сина стоять в полном одиночестве.

— Если заберешь мое дитя, клянусь, я убью себя, — заявила она мужу.

И тот даже не возразил супруге, которую любил всем сердцем. По сей день у Брейдена перед глазами стояло выражение ужаса на лице Сина, понявшего, что отец готов его предать.

И почему.

— Давай, старик, — храбро прорычал Син, сжимая кулаки. — Отошли ублюдка-полукровку назад в Англию, и продолжай холить и лелеять свою шотландскую шлюху.

Лэрд ответил на сердитые слова жестоким ударом наотмашь, заставившим юношу пошатнуться:

— Никто из моих сыновей не смеет оскорблять мою жену.

— Тогда я не твой сын!

Глаза Сина наполнились яростью и ненавистью. Он выпрямился, вытирая кровь, текущую из разбитого рта и плюнул в своего отца.

Тот стер с лица кровавый плевок и скривил губы от отвращения.

— Ты для меня ничто, мальчишка, — произнес он холодно.

— Я и так это знаю, старик, — парировал юноша.

Боль, отразившаяся в тот момент на лице старшего брата, навсегда запечатлелась в памяти Брейдена.

После этого люди короля Дэвида забрали Сина, и только его братья кричали, протестуя против этого.

А отец просто повернулся спиной и кликнул няньку, приказав отвести детей в их комнату.

Больше лэрд ни разу не вспомнил Сина и не произнес его имени. Начиная с того дня, он жил так, словно его старший сын и не появлялся на свет.

Простить этого отцу Бреден так и не смог и именно в тот день, когда уехал старший брат, дал себе зарок никогда не влюбляться. Он не позволит какой-нибудь красотке стать для него важнее, чем дитя от его плоти и крови, и никогда не повернется спиной к сыну из-за женской мстительности.

Только по этой причине, помня, через какой кошмар прошел Син, горец был очень осмотрителен все эти годы, чтобы не оставить после себя дитя. Скорее ад замерзнет, чем он позволит своему ребенку так же страдать.

Мэгги что-то пробормотала во сне.

Брейден крепче прижал девушку к себе. Она всегда была для него тайной. Но то, что она пустилась в опасный путь ради спасения братьев и соплеменников, говорит о ней многое.

Горец задумался: какой бы выбор сделала она на месте его матери. Уступила бы чужого ребенка или встала бы на защиту всех одинаково?

Да и какое это имеет значение?

Кому нужна такая серьезная обуза, как жена?

Но в глубине души Макаллистер знал, что крохотный кусочек его сердца все еще жаждет иметь семью. Мэгги была права. Он действительно любит причудливые истории бардов. Они поют о женщинах, ценой жизни защищающих свои семьи.

В Брейдене жила мечта. Мечта об идеальной спутнице, которая никогда не попросит от него больше, чем он в состоянии дать. О бескорыстной женщине, которая не предаст его доверие и любовь.

Ошеломленный, горец поймал себя на том, что смотрит на Мэгги и гадает, не она ли та самая…

«Ты дурак, Брейден Макаллистер, — одернул он себя. — Круглый дурак».

Да, это так. Он уже позволил этой девице вопреки здравому смыслу втянуть себя в безнадежную затею, что, скорее всего, будет стоить им жизни.

Такая, как Мэгги — яд для для мужчины вроде него.

Ни одна женщина не сто́ит его жизни. Ни сейчас, ни вообще.

Даже Мэгги.

Путешественники ехали верхом всю ночь и большую часть следующего дня, а затем остановились отдохнуть. Пока мужчины, отведя лошадей на край временного лагеря, вытирали их досуха, Мэгги приготовила нехитрый ужин из остатков захваченного с собой хлеба и сыра.

Утро прошло в молчании. От напряжения или от усталости — трудно было сказать. Брейден весь день держался отстраненно. Но ведь он был так нежен с Мэгги накануне, держа ее, спящую, в объятиях!

Несколько раз прошлой ночью она, вздрагивая, просыпалась и обнаруживала себя, окруженной теплом его рук. А один раз горец и вовсе прижался щекой к ее макушке, нежно обхватив ладонью лицо спутницы. Какой защищенной, какой непривычно желанной почувствовала она себя в тот миг!

Но стоило ей окончательно проснуться, как Брейден, остановившись, пересадил ее на другую лошадь. Теперь он словно отгородился незримой стеной.

И это было очень неприятное ощущение.

«Ну и что с того? — сказала Мэгги сама себе. — К завтрашнему дню все это так или иначе закончится».