Маргерит Кэй - Грезы принцессы пустыни [litres]

С каждым шагом, который делал ее верблюд, она все больше удалялась от Кристофера. Тахира сгорбилась в седле, доверившись чутью животного, – он благополучно доберется до своего стойла. Не обращая внимания ни на небо, постепенно менявшее цвет, ни на бледнеющие звезды, в свою последнюю ночь свободы она думала только о Кристофере. О безрассудном авантюристе, с которым познакомилась совсем недавно. О его глазах, пылких и страстных, измученных и затравленных, смеющихся, серьезных, яростных, довольных. Какое-то время ей сладостно было обманываться, думая, что он ни за что ее не отпустит. А сегодня он отпустил ее – в самый последний раз. Она отдала бы все, что угодно, лишь бы повернуть назад и провести с ним всего одну ночь.

Но ночей больше не осталось – ни ночей, ни часов, ни даже минут. Вместо того, чтобы желать большего, ей следует благодарить звезды, что все закончилось, прежде чем они уступили последнему искушению. Ничего удивительного, что ей так хотелось заняться с ним любовью. Ничего удивительного, что она не испытывала никаких угрызений совести.

Впереди показались окраины Нессары. Интересно, что сейчас делает Кристофер? Спит ли он? Думает ли о ней? Он хотел, чтобы она была счастлива, – он так сказал. Благодаря его самообладанию она не начнет семейную жизнь с обмана.

Кристофер менее всего был склонен назвать себя нерешительным, но последние два дня после того, как он навсегда распрощался с Тахирой, он не мог принять ни одного решения. Нет, не совсем так. Он много раз решал покинуть Нессару, но никак не мог заставить себя уехать.

Он ничего не понимал. Его поиски окончены, амулет погребен, темное и позорное прошлое осталось позади, но давно предвкушаемое облегчение по-прежнему не наступало. Он был неспокоен, не готов к тому будущему, о котором так тосковал, и мысли о прошлом преследовали его сильнее, чем раньше.

Он вспомнил прошлое, пережил его еще раз для того, чтобы Тахира поняла истоки его поведения. Раньше он нисколько не сомневался: избавившись от амулета, он сумеет начать жизнь с чистого листа. Он ждал, что она с ним согласится, а она подвергла его слова сомнению. И ее вопросы, как он ни злился, не забывались.

Почему Эндрю Фордайс не продал амулет? Может быть, человек, которого Кристофер всю жизнь называл отцом, просто чувствовал себя слишком виноватым, чтобы наживаться на выкупе? Оглядываясь назад – а Кристофер очень часто оглядывался назад последние две бессонные ночи, – он вспоминал только счастливые дни. Перед глазами вставали картины не только детства, но и дружеской совместной работы, которая связывала его с приемным отцом. Более того, несмотря на то, что Фордайсы не продали амулет, Кристофер ни в чем не испытывал нужды. На какие жертвы пришлось пойти ради него приемным родителям? Образование… Кристофер понял – какое преимущество вспоминать все задним числом! – что он получил гораздо лучшее образование, чем дети друзей и родственников Фордайсов. Всю жизнь он не сомневался в том, что его любят, и сам в ответ горячо любил тех, кого привык считать родителями. Вот почему он испытал такую боль, обнаружив проклятое свидетельство обмана. Хотя Тахира так не считала.

Кристофер распахнул дверь своего жилища и вышел под утреннее солнце.

– Она не права, – пробормотал он себе под нос. – Я не позволю ей наполнять мою голову сомнениями.

Но так ли она не права? Благодаря Фордайсам у него есть имя – как заметила Тахира, кроме него и Армстронга, никто не думает иначе. У него было счастливое детство – да, и это он может признать, – и его обучили очень достойному и надежному ремеслу, за что он снова может благодарить Эндрю Фордайса.

Но ничто не меняло того, что Генри Армстронг был мерзким соблазнителем. Он привык потакать своим порокам и манипулировать другими; он, не оглянувшись, бросил собственного ребенка. Если бы не Армстронг, мать Кристофера была бы жива. Правда, если бы не Армстронг, Кристофера не было бы на свете. Он невольно вспомнил еще одно, в чем усомнилась Тахира: его предположение о том, что мать могла бы оставить его у себя, чего бы ей это ни стоило. Тахира считала такое маловероятным, хотя вслух она так не сказала. Не желая его ранить? Он невольно задался вопросом, не оказалась ли она права и здесь. Скорее всего, Тахира понимала положение его матери лучше, чем он сам. Попади в такое трудное положение, она бы…

Нет, она ни за что не попала бы в такое положение, потому что она выходит замуж. Кристофер длинно и вычурно выругался на смеси английского и арабского. Он посмотрел на красивый рассвет в пустыне. Далекая песчаная буря окрасила обычно розовый и оранжевый горизонт в золотистые тона. Буря не помешает ему ехать, потому что он направится на север. Сегодня же! Хотя вчера на базаре много говорили о верблюжьих бегах. Ему бы хотелось посмотреть; наверное, это красивое зрелище. Так что, может быть, он отложит отъезд до завтра.

Сегодня официально объявят о помолвке Тахиры. Намечен ли какой-то праздник по этому поводу? Ради нее самой он надеялся, что она сможет полюбить мужчину, которого ей выбрали другие. Ему же самому не хотелось об этом думать. Интересно, что она делает сейчас? Завтракает с сестрами? А может быть, принимает участие в каком-нибудь сложном ритуале перед церемонией помолвки – если есть какая-то церемония? Купание. Умащение душистым маслом. Узоры из хны – здешние женщины наносят их на руки и ноги по особым случаям.

Тахира! Кристофер издал стон. Тахира, Тахира, Тахира. Он скучал по ней. Он никогда больше не увидит ее. Об этом тоже невыносимо думать. Взошло солнце. Небо стало ярко-голубым. Идеальные условия для верблюжьих гонок? Он понятия не имел, но какого черта он обманывал себя, думая, что уедет сегодня. Он отправится в город и посмотрит, что там происходит…

На окраинах города по случаю такого события собирались толпы народа; люди стояли вдоль всей протяженности гоночной дистанции. С одной стороны поставили длинный ряд палаток. Из каждой палатки доносились аппетитные ароматы: жареная козлятина, пряные смеси фруктов, жареные кофейные бобы и вездесущий мятный чай. Кристофер бесцельно бродил в толпе. Женщины с закрытыми лицами сбивались в кучки, сплетничали и хихикали; их мужчины оживленно спорили о форме тех или иных фаворитов. Дети вопили от радости, бегая между шестами, которые отмечали беговую дорожку; некоторые, с шелковыми шарфами вместо удил, подражали гонкам. Верблюды будут состязаться, проделывая круги на продолговатом по форме поле;

получается, на каждом круге им придется четыре раза поворачивать, причем довольно круто.

– Значит, чужестранец, который уже несколько недель пребывает у нас, интересуется не только лошадьми, но и верблюдами, – обратился к Кристоферу какой-то старик; его жесткие седые волосы были заплетены во множество косичек, какие носят бедуины. – Я видел тебя на ярмарке лошадей некоторое время назад, – пояснил он, заметив удивление Кристофера. – Такого, как ты, забыть нелегко.