Салли Маккензи - Любви вопреки [litres]

– Спасибо. – Маркус встал. – Я ухожу, чтобы увидеться с вашей дочерью. Надеюсь, вскоре вы сможете поздравить нас.

– И я на это надеюсь, – улыбнулся викарий. – И еще я надеюсь однажды увидеть вас счастливым отцом как минимум трех сыновей и трех дочерей.

«Если бы!»

– Спасибо, сэр.

Маркус уже направился к двери, когда викарий окликнул его:

– Да, чуть не забыл!

– Слушаю вас?

– У Кэт весьма мощный удар правой. Кто предупрежден, тот вооружен. Вероятно, вы успеете пригнуться и уцелеете после того, как зададите ей тот самый вопрос.

10 июня 1617 года. Маркус вернулся! Я так счастлива. Только вот что-то гнетет его. Хотела бы я знать, что именно.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт сидела за столом в библиотеке дома. Перед ней возвышалась стопка исписанных с обеих сторон листов. По правде сказать, многие слова были зачеркнуты, но сюжет уже начал обретать конкретные очертания. Главная героиня – эта мямля и зануда – взяла наконец бразды правления собственной жизнью в свои руки. Вместо того чтобы хныкать по углам и пускать слюни в надежде, что красавец герцог Уортинг заметит ее, теперь она разрабатывала операцию по спасению несчастного герцога от злой колдуньи и от пособницы злой колдуньи – хитрой и коварной кошки.

Поппи разлеглась на подоконнике, греясь на теплом солнышке. Взглянув на Кэт, она зевнула. Кэт усмехнулась. Ну да, вероятно, сюжет романа был навеян текущими событиями, но суть не в этом. Ей удалось перевалить через еще недавно казавшуюся непреодолимой преграду – первое предложение. Может, вся ее писанина – галиматья, но главное – она сочиняет. А что конкретно – не так уж важно. Вряд ли у той дамы, что написала «Гордость и предубеждение» и «Чувство и чувствительность», все получалось с первого раза!

Кэт обмакнула перо в чернильницу, предвкушая, как сейчас разделает под орех персонаж, подозрительно напоминавший миссис Баркер. Вначале она…

Вот досада! Кто-то стучит в дверь. Может, постучит и уйдет? Не век же стучать! Рука Кэт зависла над листом. Нет, этот кто-то никак не уймется. Она нахмурилась и, поджав губы, рассеянно провела по ним гусиным пером. К ней мог прийти отец. Или мама. Или кто-нибудь из мальчиков. Не зря же Кэт так старательно учила их стучать, а не врываться без спроса.

Признаться, ей бы не удалось приучить их стучать, если бы она сама не приучила себя запираться на замок.

Между тем стук был все громче и настойчивее. Видимо, незваный гость твердо решил заставить ее спуститься вниз и отпереть дверь. Кэт вздохнула и встала из-за стола.

– Почему они не могут оставить меня в покое, Поппи? – спросила Кэт. Кошка не удостоила ее ответом. Она лишь пристально и недоверчиво смотрела на нее.

Ладно, так и быть. Поппи права. Вероломство Энн принесло свои плоды: Кэт оставили в покое. Все. Подруги. Знакомые. Теперь ее репутация была замарана донельзя, хотя если невинный поцелуй в кустах считать смертным грехом, то кто тогда безгрешен?

Кэт почувствовала, что краснеет. Скорее всего ей приписывали нечто гораздо более предосудительное, чем невинный поцелуй. Кэт не держала на Энн зла, хотя предательство подруги больно задело ее. Впрочем, кто знает, в какие тяжкие ударилась бы она, Кэт, если бы вытянула не ту соломинку. Отчаяние толкает порой на преступление.

Бессмысленно бороться со стихией. Грозу лучше просто переждать. Все стихнет, как только герцог уедет из Лавсбриджа.

Кэт прибавила шагу. Кто же это может быть? Не ровен час, ей дверь вышибут.

– Иду, иду! – крикнула она, широко распахнула дверь и… – Что вы… – Господи. Да это сам герцог. Сердце сделало сальто. Ужасно неуклюже. Красивое лицо герцога поплыло перед глазами Кэт. – Что вы тут делаете? – с трудом выдавила она.

Не слишком вежливо – что верно, то верно. Но вполне очевидное удивление и нечто иное, куда менее очевидное, относящееся скорее к бессознательному и даже к животному, плохо уживается с хорошими манерами.

– Я пришел поговорить с вами. Могу я войти, мисс Хаттинг?

– Нет! – Только этого ей не хватало. Разумный человек не мог не задаться вопросом, что такого особенно греховного произошло между ней и герцогом в зарослях на обочине, но никаких сомнений в ее беспутстве не останется, если общественности станет известно, что они с герцогом находились вдвоем в пустом доме. Нет, Кэт не имела четких представлений о греховных деяниях, однако герцог – совсем другое дело. Он наверняка лицо осведомленное. Весьма осведомленное. Герцог уж точно сумел бы предоставить внушительный список подобного рода деяний. Кэт вдруг бросило в жар, что привело ее в замешательство. Решение возникло само собой. Кэт уже собралась захлопнуть перед носом герцога дверь, но не успела. Он оказался на полшага впереди. Герцог без усилия надавил на дверь и перешагнул порог.

– Спасибо, – сказал он как ни в чем не бывало.

Что это? Шум крови в ушах или ядовитый шепот сплетен?

Нет, сплетни – проблема ближайшего будущего. А услышала она звук собственного дыхания. Кэт опасливо выглянула за дверь. Так и есть. Миссис Грили, портниха, шившая Мэри свадебное платье, стояла у входа в дом, где совсем недавно жила Кэт, и смотрела на нее во все глаза.

– Вы должны немедленно уйти. Вас видели.

– Меня? – с деланым удивлением переспросил герцог и, просунув голову в дверь, с улыбкой помахал рукой миссис Грили.

Опешив, та вяло взмахнула рукой, отвечая на приветствие.

– О боже… – со вздохом протянула Кэт. Никогда ей не было так стыдно.

Она не придумала ничего лучше, чем пройти в дом. Герцог услужливо закрыл за ней дверь изнутри. И вновь случилось то, что и в первый раз – герцог заполнил собой все свободное пространство. У Кэт слегка кружилась голова. И еще она не чуяла под собой ног.

Надо собраться с духом, пока я окончательно не расклеилась!

– Возможно, вы не в курсе, ваша светлость, но кто-то – я подозреваю, что Энн, – распускает о нас грязные слухи. Вернее, она рассказала лишь о том, что мы с вами ненадолго уединились в зарослях, чтобы поговорить, однако каждый, кто это услышал, приукрасил историю на свой лад, благодаря чему она – история – изменилась до неузнаваемости. И, даже если все жители Лавсбриджа дружно показывают мне свое презрение, если вы уйдете прямо сейчас, я думаю, нет, уверена, что…

Герцог положил ей ладони на плечи:

– Мне известно о сплетнях, Кэтрин. Мне очень жаль, что я узнал об этом только сейчас. Иначе я бы пришел сюда гораздо раньше.

– Вот как… – Произошло именно то, чего Кэт так боялась. Бедная, бедная ее голова, превратившаяся в пустой скользкий горшок, в который угодили несчастные мышата, – ее мысли. Они все пытались куда-то бежать, но скатывались по скользким стенкам на дно – безнадежное темное дно. Впрочем, если мозг Кэт пребывал в полной растерянности, то тело помнило, чего хочет. Оно мечтало прижаться к Маркусу, вдыхать его запах и чувствовать, что находится в надежных и крепких руках. И еще оно желало вновь ощутить вкус его поцелуя.