Элизабет Макнилл - Мастерская кукол

Когда раздался звонок в дверь, Луис только вздохнул.

– Мне очень жаль, но твой столик придется убрать, – сказал он, спуская ноги на пол. – Пойду посмотрю, кто там.

Он вернулся через минуту и, не глядя на нее, сел рядом на софу. В руках Луис держал распечатанное письмо.

– Что-нибудь случилось? – спросила Айрис. – От кого это?

– От Сильвии, – ответил он. – Обычно я не открываю ее писем, но на этот раз адрес на конверте был написан рукой Клариссы.

– Вот как? – Айрис старалась говорить небрежно, чтобы Луис не заметил, как ее передернуло, когда он произнес имя жены вслух. – Что же она пишет?

– Она умирает. – Луис опустил голову и посмотрел на письмо. – Похоже, ей недолго осталось.

– И это все?

– Нет. Она хочет, чтобы я приехал попрощаться…

Айрис вертела в руках угольный карандаш, не замечая, что ее пальцы стали совсем черными.

– И ты… поедешь?

– Я думаю… я думаю, это мой христианский долг. Она умирает и просит приехать – не могу же я отказать ей в последней просьбе? Пароход в Эдинбург отходит от пристани у Лондонского моста каждый вечер… – Его взгляд метнулся к часам на стене. – Я как раз на него успею, если потороплюсь. Сильвия… Она хочет примирения.

– Примирения? – ровным голосом переспросила Айрис.

– Не в том смысле. А если и в том, то… Для меня наши отношения давно в прошлом. Пойми, Айрис, я должен ехать, чтобы она умерла спокойно, – чтобы она знала, что я не питаю к ней зла. Не поехать было бы непорядочно и жестоко. Пусть она отойдет в лучший мир с чистой совестью, с сознанием того, что я ее простил. Кроме того, мой сын… Должен же его кто-то утешить.

– Мне кажется, ты говорил, что твоя… что она только притворяется больной.

– Кларисса тоже пишет, что Сильвии осталось несколько дней, возможно – часов. Если ты не веришь мне…

– Тебе я верю, – ответила Айрис. – Но я не верю ей, Сильвии…

Луис протянул ей письмо.

– На, читай сама…

Айрис дрожащими руками взяла письмо и поднесла к глазам. «Моя любовь, мой благородный рыцарь, мой Валентин!.. Как ты можешь быть столь холоден?.. Умоляю, поспеши ко мне… Остаюсь вечно твоя, Сильвия…» – прочла она. Письмо показалось ей истеричным, жеманным и насквозь лживым.

– Это… это любовное послание, – проговорила она медленно.

– Ничего подобного, – ответил Луис, забирая у нее письмо. – Это последнее «прости» женщины, которая одной ногой стоит в могиле.

– Ну да, разумеется, – отрывисто бросила Айрис. – А ты… тебе ее жалко?

– Странный вопрос, – сказал Луис. Айрис была уверена – он будет уверять ее, что нет, нисколько не жалко, но он сказал:

– Конечно, мне ее жаль.

Прежде чем ответить, Айрис долго смотрела поверх его головы на стену – на то место, где немного не совпадал узор обоев. Этот разрыв, перекос рисунка раздражал ее и раньше, но сейчас она готова была ногтями сорвать обои со стены. Луис попытался взять ее за руку, но Айрис его оттолкнула. Она понимала, что должна поддержать его, проявить сочувствие, но ревность и задетое самолюбие не позволяли ей этого сделать.

– Я знаю, ты думаешь, что я…

– Пожалуйста, не надо говорить мне, о чем я думаю.

– Ты знаешь, что я люблю только тебя, Айрис. Я не люблю Сильвию, давно не люблю, но ведь она умирает, и мне ее жаль. В конце концов, мы женаты… были женаты. – Луис многозначительно посмотрел на нее. – Когда она… Когда ее не станет, я буду свободен.

– Свободен? – язвительно осведомилась Айрис. – От чего? Или для чего?

– Я думаю, тогда наши с тобой отношения станут, гм-м… более честными.

Она не осмелилась задать прямой вопрос, но представила, как, проснувшись рано утром, она освобождается от его жарких, чуть влажных объятий, приподнимается на локте и говорит: «Мой дорогой супруг…» Да, тогда многое изменится. И родители, несомненно, даруют ей свое прощение, потому что Луис, как ни суди, куда лучшая партия, чем привратник в гостинице. Кроме того, она тоже любит Луиса. Любит по-настоящему.

– Более честными? Как это?

– Ну… я больше не буду женатым мужчиной.

– И что от этого изменится? – Айрис взяла в руки угольный карандаш и положила его между страницами альбома для эскизов.

Лицо Луиса вытянулось.

– О, Айрис, нет! Ты не так поняла! Я не хотел, чтобы ты подумала, будто я… будто мы… Нет, я по-прежнему не верю в брак. Дело в другом. Я имел в виду, что мы оба будем чувствовать себя свободнее и сможем не бояться сплетен. – Он потянул себя за прядь волос возле уха – у него это всегда было признаком глубокого душевного волнения, но каждое сказанное им слово по-прежнему причиняло Айрис жгучую боль.

– Ах, если бы ты знала, как я тебя люблю!

– Любишь, конечно, но не так уж сильно.

– Но я очень тебя люблю! Я хотел бы быть с тобой всегда!

– Ты не понимаешь… – проговорила Айрис, чувствуя, как пелена гнева, который она тщетно пыталась обуздать, застилает ей глаза. – Ты не понимаешь, в каком положении оказалась я! Родители не пускают меня на порог. Ты хочешь, чтобы я уступала твоим желаниям, но не допускаешь и мысли о том, чтобы назвать меня своей женой. Ты твердишь, что брак для тебя невозможен при любых обстоятельствах, но для нее – для Сильвии – ты все-таки сделал исключение!

Айрис уже не могла контролировать себя, хотя еще несколько минут назад она бы скорее умерла, чем сказала такое.

– Но ведь я всегда подчеркивал, что брак для меня неприемлем вне зависимости от того, что когда-то я сделал глупость, женившись на Сильвии… которая, к слову сказать, тоже человек, а не просто препятствие, стоящее между мной и новым союзом.

– Как у тебя все просто, Луис! И как удобно для тебя !

– Это вовсе не просто…

– Не просто? Почему же это? – Айрис сердито уставилась на него. – Ты берешь все, что захочешь, и при этом утверждаешь, будто всего лишь придерживаешься своих так называемых принципов! Какая удобная позиция!.. И какие удобные принципы! Твой… твои отношения со мной нисколько тебя не унижают, наоборот, в глазах света ты приобретаешь репутацию обаятельного шалопая и повесы, но… но меня-то твои почитатели и друзья считают обыкновенной шлюхой!

Луис поморщился, и Айрис повторила свои слова еще громче:

– Да, шлюхой! И тебя это вполне устраивает. Ты даже не думаешь о том, что у меня могут быть свои принципы! А между тем мне совсем не все равно, как на меня смотрят другие люди. Даже твоя приходящая горничная и та глядит на меня с презрением, как на содержанку. А я и есть твоя содержанка! Если ты меня бросишь, с чем я останусь? Ни с чем!

– Но я вовсе не имел в виду…

– Нет. – Айрис отвернулась. – Мне и в голову не приходило ставить тебя в неловкое положение, унижать и принуждать тебя мучиться со старой женой, когда вокруг так много молодых, красивых, беззаботных…