Элизабет Макнилл - Мастерская кукол

Моя любовь, мой благородный рыцарь, мой Валентин!..

Моя болезнь усугубилась, и я горько сожалею, что ты не ответил на мое предыдущее письмо. Как ты можешь быть столь холоден и равнодушен?!

Врачи говорят, что мне уже не на что надеяться. В течение нескольких последних месяцев Кларисса ухаживала за мной с нежностью и заботой, которые больше пристали бы возлюбленному. Умоляю тебя, поспеши ко мне, прежде чем я оставлю позади суету мира.

«И призови Меня в день скорби твоей, и избавлю тебя, и ты прославишь Меня» 48 48 Пс. 49:15. .

Дорогой Луис!

Я обещала написать, когда будет близок конец. Сейчас я окончательно уверилась, что надежды нет, и счет идет на часы.

Она постоянно зовет тебя, но прежде чем ты решишься приехать, тебе нужно как следует подготовиться. Сильвия очень изменилась – рак источил ее, как прибой точит раковину на берегу. Ее лицо покрылось пятнами, на теле – там, где растет опухоль, – появились вздутия. Есть и другие признаки, но тут уж ничего не поделаешь. Эта болезнь уродует человека, и не только внешне.

Умоляю тебя, какие бы чувства ты к ней ни испытывал – приезжай. Она умирает, а ты можешь помочь ей облегчить свою совесть и обрести покой перед лицом Вечности. Кроме того, я не хочу, чтобы, когда ее не станет, у тебя появились причины для сожалений.

Джейн забрала твоего сына из школы, сейчас он возвращается домой.

Умоляю тебя: не опоздай!

– Ты видела?.. – воскликнул Милле, как только Айрис открыла дверь. – Нет, ты это видела?! – Он швырнул цилиндр на столик в прихожей. – Луис! Луис! Куда ты подевался? Ты читал сегодняшнюю «Таймс»??!

– «Таймс»? – переспросил Луис, появляясь в прихожей следом за Айрис. Его щеки все еще покрывал румянец – Милле позвонил в дверь как раз в тот момент, когда Айрис достигла пика наслаждения и они, едва разжав объятия, с хихиканьем бросились одеваться. Сейчас, бросив взгляд на Луиса, Айрис заметила, что его рубашка застегнута не на ту пуговицу, но Милле, кажется, не обратил на это внимания.

– Вот именно! – воскликнул он и, ткнув пальцем в свежий номер газеты, которую держал в руках, принялся читать вслух:

– Достоуважаемый сэр! «Надеюсь, что свойственная Вам широта взглядов…». Так, это не интересно… Вот!.. «…Вложенный в эти картины кропотливый труд вкупе с их художественной достоверностью… ни в коем случае не заслуживают презрения или насмешек…»

– Что ты бормочешь? В чем вообще дело? – поморщился Луис, но Айрис видела, что он заинтересован. Шагнув вперед, Луис отнял у Милле газету.

– Письмо Рёскина! – выпалил Милле. – Он написал в «Таймс» письмо, в котором выступил в нашу защиту. Он изложил там все наши идеи и принципы, и вообще он нас хвалит. Сам Рёскин, представляешь?!

Айрис читала статью поверх плеча Луиса, но дошла только до середины, когда он сказал:

– Неплохая статья, очень неплохая! Написано, правда, без излишнего пыла, но это как раз и хорошо! Никто не заподозрит, что Рёскин расхваливает кого-то из знакомых, к которым дружески расположен. Да вот, здесь он прямо так и говорит: «Я не знаком ни с кем из них лично»…

– Это огромная удача! Такой авторитетный человек – и вдруг поддержал наши идеи. Ты знаешь, он и мне написал… – Милле достал из кармана аккуратно сложенное письмо, держа его обеими руками, словно дворецкий, несущий к столу драгоценную супницу с черепаховым супом. – Рёскин хотел купить мою картину «Возвращение голубя…», но она, ко сожалению, уже продана. Ах, если бы я не поторопился!.. Кстати, в письме он спрашивает и о твоей «Леди Гижмар…».

– Скажи ему, что она не продается, – спокойно ответил Луис.

– Но ведь это же Рёскин!.. – У Милле вытянулось лицо, и Айрис спрятала улыбку. Можно было подумать, Луис только что объявил другу, что порезал драгоценный холст на сигары. – Это тебе не какой-нибудь мистер Боддингтон или чиновник из муниципалитета. Это Рёскин, величайших критик нашего времени!

– Я прекрасно знаю, кто он такой, – ответил Луис. – Но картина не продается. – Он ненадолго задумался, словно смысл сказанного дошел до него с некоторым опозданием. – А ты уверен, что Рёскин действительно хотел ее купить?

– Уверен. В письме так и написано… Не веришь – прочти сам.

Луис покачал головой.

– То, что Рёскин за нас, – это прекрасно, но не стоит забывать о том, что злопыхатели тоже не дремлют, – напомнил он, и Айрис сразу поняла, о чем идет речь. Всего неделю назад «Панч» опубликовал рисунки, пародирующие «Мариану» и «Леди Гижмар»; когда же в «Таймс» появилась первая разгромная рецензия, Луис в гневе швырнул газету в камин.

– «Неестественный стиль, фальшивая перспектива и грубый колорит»… – процитировал он сейчас, взмахнув отнятой у Милле газетой. – Но это и есть тот поворотный пункт, благодаря которому мы можем сделать шаг к подлинному величию!

Милле кивнул.

– Да. Он так и написал.

– Это просто замечательно, – поддакнула Айрис. – Даже не верится.

И вместе с Милле она проследовала в гостиную, а Луис ненадолго вышел, чтобы отправить посыльного в лавку за бренди и пирожными. Айрис пить не особенно хотелось – она еще не пришла в себя после вчерашней вечеринки, когда вместе с Луисом, Россетти и Хантом они плавали на лодке в Ричмонд. (Айрис приглашала и Роз, но сестра отказалась – миссис Солтер просила ее никуда не отлучаться из магазина, пока она не найдет вторую продавщицу.) С собой у них было две бутылки кларета и ликер. Стоял прекрасный майский день, и берега Темзы словно пеной оделись мелкими розовыми цветами, названия которых Айрис не знала. Ветра почти не было, и под гладкой как стекло водной поверхностью мелькали стремительные тени крупных форелей. Мужчины, однако, оказались не особенно умелыми гребцами, поэтому на обратном пути Айрис взялась за весла сама. Россетти громко выражал свое возмущение этим обстоятельством, но, как заметил тот же Луис, пытавшийся помочь Айрис, его негодование оказалось недостаточно сильным, чтобы побудить художника поменяться с ней местами, хотя возвращались они по течению. Айрис, впрочем, не возражала, к тому же во время гребли они с Луисом несколько раз соприкоснулись локтями, и, поглядев на него, она заметила в его глазах неподдельную нежность и любовь.

Письмо пришло ближе к вечеру. Милле к этому времени отправился проветриться, а Айрис сидела на софе и делала углем набросок миски с клубникой. На картине ей никак не удавалось передать округлую гладкость ягод и правильно расположить их относительно края тарелки, и Луис посоветовал ей сделать несколько набросков подряд, чтобы приучить руку правильно выписывать плавные линии. Устроив альбом для набросков на его вытянутых ногах, Айрис принялась за работу.