Елена Арсеньева - Чужой муж

– Ну, – спросил Шульгин, – что происходит? И пожалуйста, не надо плакать.

Тася удивилась. Разве она плачет? Выходит, что так… Слезы текут, голос дрожит…

– Почему о том, что ты в больнице, мне сообщают посторонние люди? Почему у тебя в палате какая-то… – Она с трудом проглотила все те эпитеты, которыми наделила дамочку, пока разглядывала ее исподтишка, и постаралась выразиться как можно мягче: – Какая-то баба посторонняя? И вообще, почему ты меня бросил?

Что она спросила?! С ума сошла! Выдала себя…

И быстренько, надеясь, что отвлечет внимание Шульгина, спросила о другом:

– Тебе больно?

Почему-то не оказалось платка, Тася шмыгнула носом и вытерла слезы ребром ладони…

– Уже можно говорить? – терпеливо спросил Шульгин.

Тася кивнула.

– Начну с самого главного, – сказал Дементий. – Во-первых, это не посторонняя баба, а моя коллега. Ноябрина Васильевна.

– Коллега! – недоверчиво покачала головой Тася. – А тебе все коллеги яблоки чистят?

Шульгин смотрел так ласково, с такой… любовью? Что, неужели по-прежнему она видит только любовь в его взгляде?!

– Какая ж ты у меня глупенькая, – тихо сказал Дементий. – Я скучал…

– Я так за тебя испугалась, – прошептала Тася.

– Вот и молодец, – одобрительно сказал он. – А теперь, пожалуйста, слезь с ноги: она хоть и в гипсе, но все равно болит!

Тася испуганно подскочила:

– Прости! Что врач сказал?

– Жить буду! – ухмыльнулся Шульгин. – Так что тебе придется протоптать сюда дорожку. Все жены ухаживают за больными мужьями: ну, там, супчики, бульончики…

Тася слабо, недоверчиво улыбнулась.

– Или ты мне не жена? – вдруг насторожился Дементий.

Тася осторожно коснулась его щеки:

– Провожу сегодня Лилю на самолет – и сразу вернусь с бульончиком. Как и положено заботливой жене. Только… имей в виду, что яблок тебе больше нельзя! Понял?

Шульгин молча, счастливо кивнул.

Тася вернулась домой сама не своя от радости и беспокойства. Торопливо рассказала о том, что произошло в больнице… И Лиля, выслушав это, решительно воспротивилась тому, чтобы Тася ее провожала.

– Мама, я так рада, что у тебя с Дементием Харитоновичем все наладилось, – сказала она искренне. – Ты такая же неуступчивая, как я, но ведь он-то перед тобой ни в чем не провинился. Ты больше виновата! Поэтому давай так: найди такси – и я сама в аэропорт поеду. Ну чего мы будем там зря вместе грустить? Шофер мне поможет вещи донести… А ты немедленно становись к плите и готовь мужу все самое вкусное! Чтобы он про яблоки и думать забыл!

Они посмеялись, обнялись – и Тася пошла ловить такси. Дозвониться до диспетчерской было просто невозможно, да и самой договориться с шофером – верней будет.

Далеко ходить не пришлось: старенькая красная «Победа» с шашечками стояла прямо во дворе. Видимо, только что привезла кого-то и еще не успела отъехать.

– В аэропорт отвезете? – спросила обрадованная Тася.

– Конечно, – согласился водитель, сверкнув на Тасю голубыми глазами из-под козырька белой кепки.

– Там женщина с ребенком, у нее два чемодана – поможете донести до стойки регистрации?

– Конечно, – снова кивнул водитель.

– Тогда ждите, мы сейчас придем!

Тася и Лиля посидели на дорожку и спустились во двор. Багажник «Победы» был уже открыт. Шофер помог погрузиться, Тася двадцать раз напомнила ему, чтобы помог в аэропорту, он двадцать раз согласился, Лиля двадцать раз заверила мать, что все будет хорошо, Тася расцеловала ее и Киру, закрыла за ними дверцу, посмотрела вслед машине – и пошла домой.

Она понимала, что сейчас заливалась бы слезами, что прощание с ее дорогими девочками вышло бы куда более печальным, если бы… Если бы ей не надо было готовить еду для больного мужа.

Да. Для мужа!

Лиля оглядывалась по сторонам и печально, и радостно. Жалко было прощаться с родным городом – но она так надеялась, что жизнь ее рядом с братом наладится. Уж туда точно не дотянутся слишком длинные и властные руки отца, туда точно побоится сунуться Родион! Как же прав оказался брат… Как же прав! Да неужели свет состоит только из Динар и Родионов?!

Заплакала Кира. Лиля отвлеклась от своих мыслей, начала укачивать ее, напевать, но вдруг, подняв голову от утихшей дочки, взглянула в окно – и удивилась. Это не дорога в аэропорт! Это дорога… Эта дорога ей слишком хорошо знакома!

– Послушайте, куда вы меня везете?! – воскликнула Тася, испугавшись своей догадки.

– Успокойтесь, Лилия Михайловна, – вежливо ответил водитель, и Лиля на миг изумилась: откуда он знает ее имя?! – Я везу вас домой.

– Как домой?! – безнадежно пробормотала она, уже догадавшись обо всем. – Так это вас папа сюда прислал?!

Шофер молчал.

– Немедленно остановите машину! Иначе я закричу!

Он не ответил.

Лиля покрепче прижала к себе Киру и нажала на ручку двери.

– Закройте дверь! – рявкнул шофер. – Ребенка еще угробите!

– Я не хочу домой! – взмолилась Лиля. – Мне туда нельзя!

Однако «Победа» мчалась к Дому с лилиями, и ничего с этим поделать было невозможно.

Тем временем к Лилиному приезду готовились весьма старательно.

– Ты, Камышев, валяйся у нее в ногах, – угрюмо сказал Говоров, – но чтобы с Лилькой все было в порядке. Верни мне прежнюю дочь, Родион, понял? Что мог, я сделал, но давайте сами как-нибудь теперь разберитесь!

Подъехала черная «Волга» Говорова. Угрюмый Егорыч не поздоровался с Родионом, однако тот не обратил на это внимания: напряженно смотрел на немолодую невысокую женщину в строгой белой блузке и черной юбке. Говоров помог этой женщине выбраться с заднего сиденья.

– Вот, познакомься. Новая няня. Зовут Римма. Из нашего штатного персонала. Рекомендовали как лучшую… няню.

При взгляде в ее черные холодные глаза Родиона оторопь взяла. Больше всего эта «няня» напоминала надзирательницу из тюрьмы… Впрочем, Говоров ведь и задумал превратить свой дом в тюрьму для строптивой дочери…

Возможно, это возмутило бы Родиона Камышева, если бы заключение Лили в эту тюрьму не было в его интересах! Поэтому он улыбнулся Римме вежливо и почтительно.

– Вместе теперь за девочку отвечаете! – сурово сказал Говоров. – Головой.

Оба кивнули.

– Ну, я уезжаю. – Говоров открыл дверцу «Волги». – Смотрите тут!

Ему предстояло быть на областном пленуме. Отъезд его страшил Родиона, вселял в него чувство неуверенности. Как же этот пленум некстати!

Испуганно спросил:

– Михаил Иванович… пленум как долго продлится?

– Не знаю, – ответил Говоров, и сам понимавший, что уезжает очень не вовремя. – И еще когда первый назад отпустит… Поехали, Егорыч!

Тот с каменным лицом завел мотор.

– Я вам заявление положил, – сказал через несколько минут. – Видели?