Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

Возвращаясь назад, Афер выбрал другую дорогу, немного южнее. Пустыня там была такой же каменистой, но она принадлежала Десятиградью, государству десяти городов. Его более восьмидесяти лет назад создал Помпей, чтобы освободить жителей неиудейского происхождения, которых там было большинство, от владычества иудейских правителей и священнослужителей. И чтобы крепче привязать эту местность к Риму.

Сначала центурион ехал по песчаным пустошам, долинам и полным камней ущельям, по которым когда-то в незапамятные времена текли ручьи. Полагаясь на интуицию и сведения из карт, оставшиеся в памяти, он придерживался границы, утвержденной политиками и отрешенными от мира сего комнатными географами. Это была линия, существовавшая только на папирусе и в головах людей, придумавших ее. Мнимая граница, которой на практике ничего не соответствовало. Но она отделяла эллинизированные области от царства Филиппа на севере и от королевства набатеев на юге. Последние, однако, не признавали ее границей.

Сидя на лошади, которая несла его дальше, Афер размышлял о странных отношениях между правителями разных государств. Иудейские государственные мужи ревностно заботились о том, чтобы ни один из них не стал слишком могущественным. Они следили друг за другом, так что Риму не было нужды вмешиваться непосредственно. У набатеев были постоянные трения с арабами. С Римом они оказались так тесно связаны, что вынуждены были терпеть присутствие римского гарнизона и таможенников в своей важнейшей гавани, Леуке Коме. В обмен на гостеприимство римляне закрывали глаза на то, что деревни на юге Десятиградья вдруг становились набатейскими. Пусть лучше так, чем если бы они попали в руки тех, кто не принадлежал к империи. Например, арабов, которые были удачливыми торговцами, великолепными караванщиками, а также превосходными разбойниками.

Из всех людей, которые жили между Сирией и Египтом на границе империи, Аферу больше всего нравились жители Десятиградья. Они были самыми слабыми и не могли противостоять напору набатеев. Десять городов и многочисленные деревни Десятиградья не имели правителя, который мог бы послать своих подданных на войну. У них не было верховных жрецов [16] Верховный жрец — возглавлял коллегию понтификов, состоявшую из восьми, а потом из пятнадцати человек и ведавшую всеми вопросами культа. , которые обычно подстрекали своих верующих к убийству людей, поклоняющихся другим, но таким же, как и у всех, невидимым богам. Городские собрания этого не совсем обычного государства издавали законы, переняв и видоизменив афинское или римское право. Десять городов, в каждом из которых жили более тридцати тысяч человек, имели своих служителей закона, судей и пожарных. Как и повсюду, там случались поджоги, ссоры и убийства.

Их отличие состояло в том, что у них не было воинов и они не нападали на соседей. Практически беззащитные перед внешними врагами, жители Десятиградья постоянно подвергались риску быть уничтоженными. Кроме того, там нашли приют люди, которых не стали бы терпеть ни в одном государстве. Нигде Афер не видел столько провокаторов, беглых каторжников и разыскиваемых убийц, сколько их было в этой местности.

Мерно раскачиваясь в седле, Афер незаметно погрузился в приятную дрему, но мысли о таких вещах, как отсутствие правителя или наличие беспорядка, не оставляли его. В Десятиградье римские и парфянские шпионы могли обмениваться информацией, арабские и египетские конские барышники беспрепятственно соревновались в умении надуть покупателя. А если и были такие места, где Гектор и Ахилл [17] Гектор и Ахилл — герои греческой мифологии. могли бы мирно и спокойно посидеть в перерыве между боями, так это в каком-нибудь трактире в Гадаре или в публичном доме в Герасе.

Другой берег реки Иордан. Когда-то давно к нему относились иначе. Придя сюда из Египта после долгих странствий, евреи услышали из уст своего предводителя, что «по ту сторону реки Иордан» лежит Земля Обетованная. Позже, как рассказывали Аферу, это выражение стало обозначать рай, и тех, кто переходил Иордан, считали возвратившимися в лоно господне.

Теперь же, когда люди в Иудее говорили: «Он перешел через Иордан», все понимали, что речь идет о человеке, который променял послушание и добропорядочность на свободу беззакония. Через Иордан, в Десятиградье. И не имело значения, что часть этой страны находилась на западном берегу реки Иордан, что совет и судьи старались строго следить за соблюдением законов в городах. Кто туда уходил, тот становился мертвым и больше не существовал для тех, кто не мыслил себе жизни вне общины.

Вечером первого дня Афер из каменистой пустыни въехал в долину, покрытую зарослями искривленных колючих кустарников. Немного южнее от нее начиналась обработанная земля. Там лежали поля, пастбища и деревни Десятиградья. Но Афер предпочел остаться в одиночестве, решив не проводить ночь в гостинице или в каком-нибудь крестьянском сарае. Напоив и накормив лошадей, он снова связал им передние ноги и лег отдыхать в кустарнике. Он съел немного хлеба и вяленого мяса, попил воды и стал считать звезды. Их было неизмеримо больше, чем тех форм государственного устройства, которые ему были известны. Звезды были далеки и величественны и, вероятно, очень холодны. Афер подумал, что если существовали боги, то эти недосягаемые фонари были созданы ими. В отличие от государств, созданных людьми. Ушедшая в прошлое римская республика, принципат, древняя афинская демократия, деспотия восточных правителей, чудовищная, на его взгляд, жизнь со множеством ограничений под властью иудейских грамотеев и прочих теократов. Все это нагромождение всевозможных и невероятных форм совместного проживания в условиях жары и взаимного отвращения…

У него не оставалось ничего, кроме надежды, что после выполнения своего долга его повысят по службе. Переведут куда-нибудь в более высокие слои все той же жаркой, бурлящей, убийственной суеты. Продвижение и притеснение. Служба для Рима или для Ирода Антипы. И только после этого, возможно, служба в Риме. Но действительно ли Рим лучше, чем пустыня, Десятиградье, иудейское царство или — почему бы и нет — римская провинция Иудея?

Он спал очень тревожно и не мог понять причину своего беспокойства. Стояла тишина. Не было слышно ни шороха ночных насекомых, ни громких криков животных. На месте, которое он выбрал для сна, не было острых камней. Тем не менее он все время просыпался, смотрел на освещенные лунным светом кустарники и погружался в мрачную бездну своих мыслей.

Его сон был как одеяло с заплатами и прорехами. Забравшись под него и глядя в одну из дыр, он видел обрывки странных снов. В череде коротких сновидений появилось лицо женщины, и Афер едва успел узнать ее, потому что и этот сон был столь же мимолетен, как и другие. Женщина из Магдалы.