Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

В последний раз он проезжал через эту покрытую кустарником долину приблизительно полтора года назад. Она находилась восточнее озера, которое Ирод Антипа и другие друзья римлян называли Тибериас, в честь императора. Остальным оно было известно как озеро Геннесар.

В одной из гостиниц неподалеку от Гиппоса он решил провести ночь. Людей было мало, никаких караванов, только несколько торговцев со своими помощниками. Хозяин, которого он знал давно, не показывался. Раб, две проститутки и еще одна женщина обслуживали постояльцев. Эта женщина, здешняя повариха, приготовила простое, но очень вкусное блюдо из пшена, лука, чечевицы и кусочков жареного мяса. Афер поел, выпил жидкого кисловатого пива, перебросился парой слов с рабом о погоде, о времени года, о последнем караване и вежливо отклонил предложение одной из проституток провести с ней время.

Он устал, но спать не хотелось. Афер решил записать свои наблюдения, сделанные в поездке, чтобы потом ничего не забыть в своих отчетах. То есть заняться скучным делом, чтобы легче было заснуть.

По его просьбе раб принес ему большую масляную лампу, потому что свет факелов на стенах был слишком тусклым, чтобы при нем можно было писать. Железным штифтом он выцарапывал на своих покрытых воском табличках непонятные для окружающих каракули. Афер отвлекся от своего занятия, когда один из гостей, торговец из Герасы, громко свистнул и на греческом языке сказал что-то насчет жарких бедер ночи.

Эти слова подвыпивший гость адресовал женщине, которая вышла из кухни. Как показалось Аферу, в ее ответной улыбке была легкая презрительность. Она скрестила на груди руки и сказала:

— Работа у кухонного огня достаточно жаркая, для того чтобы из любой степи сделать болото, будь то бедра или что иное. Вы хотите еще есть? — Она бегло говорила по-гречески, однако, по-видимому, ее родным языком был арамейский.

— Мы не хотим есть, мы хотим в твое болото.

— Ты из него не выберешься и утонешь. — Она кивнула торговцам и через все помещение направилась к Аферу.

Он смотрел на женщину, восхищаясь ее роскошными черными волосами и думая о том, что она делает в этой гостинице.

— Ты сыт? — спросила она, остановившись возле его стола.

— Кто бывает когда-либо сытым? Но я уже и не голоден. — Он улыбнулся и указал на свою чашу. — Могу ли я пригласить тебя на прохладительный напиток?

Она посмотрела на него оценивающим взглядом, и в это мгновение в ее темных глазах он увидел боль. А может быть, ему это только показалось. «Боль, — подумал он, — глубокая боль, она сидит в ней как заноза, как крючок». На смену этой мысли пришла другая: «Какое мне дело до этой женщины?» И все же он протянул руку и тихо сказал по-арамейски:

— Ты хочешь вернуться домой, не так ли? Куда?

Женщина внимательно посмотрела на него. В глазах ее стояли слезы. Она хотела что-то ответить, но опустила голову и провела рукой по лицу.

Когда Афер снова увидел ее глаза, они были сухие и настороженные.

— Кто ты? — спросила она.

— Один из тех, кто научился видеть человека насквозь, — пошутил он.

Она опустила веки и замерла, будто прислушиваясь к себе.

— Твой арамейский… Ты римлянин? — Потом она взмахнула кистями рук, как маленькая птичка, стряхивающая с крыльев воду и пытающаяся взлететь. — Римлянин или нет, — продолжала она, — человек и сын человека. — Женщина опустилась на табурет и положила руки на стол ладонями кверху, слегка согнув пальцы.

Теперь, незадолго до рассвета, когда было еще темно, он лежал в этом кустарнике на границе и вспоминал свой сон. Лицо женщины и… руки на столе. Во сне они превратились в когти птицы. Но не в острые когти хищной птицы. Когда он расположил обрывки сна в правильном порядке, то оказалось, что это ласковые когти раненой птицы, которая хотела бы взлететь, но у нее не было сил для первого взмаха. Для начала полета домой.

— Как тебе пришло в голову, что я хочу вернуться домой? — спросила она.

— Я увидел это в твоих глазах.

— Чтобы увидеть чужую боль, нужно быть очень зорким. Или пережить то же самое. А может, ты сам хочешь вернуться домой?

Вероятно, он улыбнулся. Сейчас он этого уже не помнил. В памяти осталось только то, что заговорил он не сразу, а подождал, пока раб принес две чаши освежающего пива и удалился.

— Разве все мы не хотим вернуться домой?

— Если у нас есть родина. — Она сделала глоток…

Он встрепенулся и открыл глаза, стараясь не засыпать. Нахлынувшие воспоминания о недавнем прошлом заставили его вновь пережить их. Казалось, будто все произошло только вчера. Кое-что отозвалось болью. Ему не хотелось это вспоминать.

— У вас, кажется, есть пословица, — сказала она. — Или поговорка. Где тебе хорошо, там и твой дом.

— Ubi bene, ibi patria. Да, но где нам хорошо?

— Там, где человек себя хорошо чувствует.

— А где человек чувствует себя хорошо? Что для этого нужно?

Пока чаши не были пусты, они беседовали о жизни, о том, что у разных людей разные потребности.

— Я из Магдалы.

Он закрыл глаза и снова как наяву услышал странное звучание ее голоса, когда она произносила название своего родного города.

— Это твоя родина?

— Родина там, куда человек стремится. Магдала — это место, откуда я сбежала.

Строгие родители, которые рано умерли, и еще более строгие родственники. Она стала нечистой из-за прикосновения одного чужеземца, воина. Грек, направлявшийся в какой-то римский опорный пункт, по пути чуть не умер от жажды в летнюю жару. Он хотел напиться из солоноватого озера, но она дала ему пресной воды. Его дыхание коснулось ее, его пальцы коснулись ее руки. Прикосновение к нечистому, к язычнику. Чтобы не подвергаться длительным и унизительным церемониям очищения, она сбежала.

— В моем теле было семь демонов. Шестерых из них я… отработала. — На ее лице появилась ироническая и в то же время печальная улыбка. То ли она сожалела о том, что демонов больше нет, то ли о том, что когда-то они завладели ею.

— А седьмой?

— Седьмого демона я хочу пока оставить при себе. Я думаю, он покинет меня, когда кое-что произойдет.

— Что же? То, что его прогонит?

— Что-то достаточно большое, хорошее и важное. Оно сможет занять его место, да и место остальных шестерых.

Афер смеялся, слушая ее объяснение.

— Ты ждешь, что тебя посетит бог? Или придет старость и все грехи забудутся? Не так ли?

— Поговорим о тебе. Где твоя родина?

— У меня нет родины. Дома, где я вырос, больше нет. Нового я еще не нашел.

— Нет жены? Нет детей?

— Разве воины, которыми командуешь, это дети? Разве дом, где живешь с одним слугой, это дом? Разве случайная проститутка — жена?

— Женщина, но не жена.

Он все еще не был уверен, что ему хочется иметь семью, жену, свой дом. О детях он вообще не думал. И если бы его через несколько лет действительно перевели в Рим, то жить там с римлянкой, местной, было бы, без сомнения, проще.