Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

В отличие от него они не были посвящены ни в какие тайны. Они не могли надеяться на то, что их знания будут востребованы. Возможно, их будут пытать, а потом убьют или обменяют. Никакой надежды на спасение. Для Глауки и Рави не оставалось ничего, кроме неизвестности и отчаяния перед лицом совершенно непонятного, бессмысленного развития событий. На что они могли рассчитывать? Глауке грозила участь многих женщин и девушек: она будет рабыней, игрушкой могущественного мужчины, а после того как он ею вдоволь натешится, ее выбросят в пустыне, и она умрет там. Или ее сделают игрушкой для многих мужчин. А для Рави, возможно, не оставалось ничего, кроме пыток и смерти. И вопроса: «Почему?»

— Я… — начал Деметрий и замолчал.

— Ты тоже ничего не знаешь, не так ли? — перебил его Рави.

— Ничего. Кроме того, что они, возможно, попытаются выведать у нас какие-то сведения. Но какие?

Несколько мгновений он сомневался. Должен ли он что-то рассказать им, доверить? С одной стороны, они представляли бы тогда мало-мальский интерес для Бельхадада. Но с другой, если они ничего не знают, ничего не могут рассказать и люди Бельхадада это поймут, то, может быть, их участь будет менее суровой? Более милостивой? Он не знал. Он только надеялся избавить их от лишних страданий.

— Над вами издевались? — Собственный голос показался ему чужим и неестественным, а вопрос пустым.

Глаука покачала головой.

Рави устало ответил:

— Мы только ехали. Как и ты. Больше ничего.

— И вам тоже ничего не говорили?

В этот момент в коридоре послышались шаги. Дверь открылась. Вошел мужчина, которого Деметрий до этого не видел, поднял руку и, указав на него, приказал:

— Ты. Пойдем со мной.

— А мы? — спросил Рави.

Мужчина пожал плечами.

— Насладитесь друг другом, пока есть время. У вас его почти не осталось.

Он повел Деметрия вниз по лестнице, потом через внутренний двор, где стояли, скучая от безделья, несколько воинов. На противоположной стороне двора они поднялись по лестнице и вошли в просторное помещение, устеленное коврами. Там были деревянные сундуки, на которых стояли большие масляные лампы, и низкий стол. Возле стола, на груде больших подушек, сидел властелин пустыни Бельхадад.

«Старый человек, — сразу подумал Деметрий. — Могущественный и хитрый». Возможно, на голове у него не было волос. Искусно повязанный вокруг головы белый платок, конец которого через левое ухо спадал на плечо, оставлял открытым только высокий, изборожденный морщинами лоб. Кустистые седые брови, седая борода, длинная белая накидка, воздушные складки которой, казалось, сейчас воспарят и с легкостью поднимут этого тяжелого человека выше всех. Потом Деметрий обратил внимание на жилистые сильные руки, игравшие деревянными бусами и кинжалом, и въедливые темные глаза.

— Можешь стоять или сидеть. Как тебе будет угодно, — сказал Бельхадад. Он говорил на безупречном греческом языке. Его голос звучал так, будто доносился из глубокого подземелья, беспрепятственно проникая сквозь толстые стены крепости.

— Как я могу, грязный и неопрятный после долгого путешествия, сидеть в присутствии князя?

Бельхадад кивнул.

— Действительно, как ты можешь? Да просто садишься своей задницей на ковер. Это же очень легко. Даже римляне должны это уметь. Что такое пыль пустыни? Ничего, если сравнивать ее с мраком в душе.

Деметрий сел.

— Моя душа, — спокойно произнес он, — светлеет от удовольствия лицезреть тебя. Хотя приглашение насладиться твоим гостеприимством не отличалось особой любезностью.

Бельхадад посмотрел мимо него. Через дверь, возле которой стояли охранники, вошли еще двое мужчин. Они поклонились князю и сели справа от Деметрия, прислонившись спинами к сундуку. Одним из них был Валерий Руфус, на которого Деметрий посмотрел бесстрастно и холодно. Второй был молодой человек не старше двадцати лет, с пышной черной бородой и открытыми чертами лица.

— Руфуса ты знаешь, — сказал Бельхадад. — Рядом с ним Хикар. Он командует охранниками и оберегает мою жизнь. С ним ты познакомишься поближе, если попытаешься избежать нашего гостеприимства.

Деметрий постарался изобразить некое подобие дружелюбной улыбки.

— Гостеприимством, которое делает мне честь и так неожиданно выпало на мою долю, я не хотел бы долго злоупотреблять. В мое отсутствие могут пострадать мои дела.

— Гостеприимство закончится только тогда, когда мы разделим друг с другом хлеб и соль. А это произойдет только в том случае, когда я буду уверен в твоей дружбе. И в дружбе твоего народа.

Бельхадад кивнул римлянину, и Руфус вступил в разговор:

— Давай прекратим вежливо ходить вокруг да около. Я бросил твой караван, чтобы продвигаться быстрее. Потом я отослал своих воинов в Кесарию и приехал сюда с Мухтаром и его людьми, несмотря на всю связанную с этим опасность, чтобы предупредить благородного Бельхадада.

— О чем?

Бельхадад закрыл глаза. Играя, он направил острие своего кинжала в сторону Деметрия. Уголки рта Хикара дрогнули, а Руфус вздохнул и продолжил.

— Плохое начало. Ты знаешь, что я человек Сейана. Я знаю, что ты принадлежишь к разведывательной сети торговцев, которые ведут дела с дальними странами. Мы оба знаем, что существуют еще две тайные службы: войсковая разведка и шпионская сеть, когда-то работавшая на Ливию Августу. Мне известно, что Сейан готовится предпринять что-то против Бельхадада. Вероятно, в этом участвуют и другие службы. Что известно тебе?

— Мало. Почти ничего.

— Мы в это не верим, — вставил Хикар.

— Я много месяцев путешествовал, — сказал Деметрий. — Из Рима в Александрию, оттуда вверх по Нилу, много дней пути на юг от Мероэ, а оттуда в Аден. Где я мог во время этой поездки узнать что-то новое о планах в Риме?

— Может быть, нам достаточно услышать старое. То, что ты знал уже раньше. — Бельхадад открыл глаза и немного приподнял кинжал, приставив острие прямо к груди Деметрия.

— Мои знания, а их совсем немного, принадлежат тем, кому я служу. Если бы я их предал, то чего бы тогда стоили слова предателя? Кто был бы уверен, что я говорю правду?

— Речь идет не о предательстве по отношению к Риму, — сказал Руфус. — А лишь о том, чтобы уберечь Рим от страшной ошибки.

Деметрий с горечью посмотрел на центуриона и рассмеялся.

— Ты пытаешься оправдать себя за то, что оставил своих людей и предал Рим? И о какой ошибке ты говоришь?

Его мысли путались и вертелись, будто в заколдованном круге. Ему нужно было время, чтобы расставить все по местам. Как разобраться в том, что сказал ему Руфус? Воины, отосланные в Кесарию. А Постумус в Ао Хидисе. Упоминание о Мухтаре и о тайных службах.

— Речь идет о сотнях людей, наших братьях по оружию, которые должны бессмысленно погибнуть. Ты видел Ао Хидис. Как ты думаешь, его легко завоевать? А если бы его удалось завоевать, если бы благородный Бельхадад и его люди больше не стояли между Римом, парфянами и набатеями, кто помешал бы тогда парфянам вместе с набатеями захватить всю Аравию и Вавилонию и превратить весь восток империи в огромную кровоточащую рану?