Мари-Бернадетт Дюпюи - Амелия. Сердце в изгнании

– Вы дважды обратились ко мне по имени… По-моему, так проще.

– Несомненно, – сказала она. – Но речь сейчас не об этом. Я считаю, что вам следует проявлять к вашей тете любовь и уважение. Ей вас не хватает, она постоянно сетует на это. Ее семья – это вы. Вероятно, причина вашего отсутствия кроется во мне. Если бы вы не старались меня избегать, Нани не страдала бы так. Вы объяснили мне, что хотите искупить вашу вину, наказать себя за преступные чувства ко мне, но вы ведь причиняете боль этой милой пожилой женщине, наказываете и ее тоже. Ее память слабеет, рано или поздно она покинет вас, и угрызения совести снова будут вас мучить. Эдмон, особняк достаточно просторен для того, чтобы мы с вами не встречались. Прикажите слугам перенести кровать в ваш кабинет на первом этаже, обедайте и ужинайте с вашей тетей. Я буду трапезничать в одиночестве. Сделайте ее счастливой. Смерть не всегда должна торжествовать.

С этими словами Амелия развернулась и легким шагом направилась к ребенку – он проснулся и плакал.

На следующий день маркиз де Латур пришел, чтобы разделить обед с тетей. Жанна предупредила Амелию, и та уединилась в своей комнате вместе с малышом, попросив служанку принести туда поднос с едой.

Она дала сыну грудь, а после того, как он поел, ей захотелось закончить письмо императрице со словами соболезнования. В первых строках говорилось о безмерном горе, постигшем Елизавету, однако затем молодая австрийка решила выразить императрице свою благодарность.

Я научилась любить этот прекрасный край виноградников, где в один из апрельских дней я оказалась благодаря вашей безграничной доброте. Я привязываюсь к поместью, к каждому цветку в саду, со вчерашнего дня укрытому снежным покрывалом. Я даже полюбила навещать лошадей маркиза в его отсутствие.

– Я не могу писать ей о своей радости, о счастье материнства … – тихо произнесла она, разрывая листок бумаги на части. – Несмотря на то, что я, так же как и маркиз, временами испытываю угрызения совести по отношению к Софи…

Вспомнив о Софи, Амелия покраснела. С тех пор как баронесса практически перестала видеться с хозяином поместья, она часто думала о нем. Слишком часто для того, чтобы не обращать на это внимание. Едва до нее доносился стук копыт лошади, как она, не в силах удержаться, бросалась к окну, чтобы проводить взглядом гордого и сурового всадника, который уезжал осматривать свои владения или же, наоборот, возвращался.

По вечерам, стоя все у того же окна, молодая женщина всматривалась в сумерки, пытаясь разглядеть льющийся из окна охотничьего домика свет.

«Мы могли бы быть хотя бы друзьями!» – вновь подумала она, не осознавая того, что в глубине ее сердца крепнет новая любовь, совсем не похожая на ту, что она испытывала к своему жениху, юному Карлу, хрупкому и пылкому.

Эдмон де Латур и тетя Каролина сидели в столовой. Маркизу пришлось выслушивать упреки пожилой дамы. Несмотря на то, что Каролина явно ликовала, ей все же хотелось высказать свое мнение.

– Я очень рада, дорогой племянник, наконец вновь видеть вас в доме Латуров, за вашим собственным, между прочим, столом. Однако вы очень меня огорчили тем, что не общались со мной все эти месяцы. Я так печалилась! О вас, о Софи. Мне кажется, я из-за этого потеряла рассудок. Если бы не поддержка Амелии, я бы не пережила подобного отношения ко мне.

– Ваше мясо остывает, Нани, ешьте скорее. Венсан прекрасно готовит телятину, это настоящее лакомство.

– Не докучайте мне этими кухонными банальностями, Эдмон. Я не глупа, я поняла вашу игру. У меня были кое-какие догадки еще до вашего отъезда в Руайан.

– А не могли бы вы обойтись без того, чтобы сыпать соль мне на рану? – сердито произнес он. – Не удивительно, что я предпочитаю тишину охотничьего домика.

Глаза пожилой женщины наполнились слезами. Она прожевала кусочек мяса и отодвинула тарелку.

– Я знаю, что несчастье ожесточает, Эдмон. И все же я считала, что вы не такой, как все. Я знаю о вашей любви к Амелии, знаю о вашем стремлении искупить свою вину из-за этой любви. Сделать это просто, если старательно избегать встреч и разговоров с баронессой. Я понимаю, что вы чувствуете: вы вините себя, вам кажется, что вы предали вашу супругу, которой клялись в верности перед Господом Богом. И все же мне кажется, что вы поступили бы поистине мужественно, искоренив в себе ваши чувства к Амелии, в особенности если вы намерены оставить ее здесь, в поместье Бельвю. Закончится тем, что соседи, знакомые примутся о вас судачить.

– Ну и пусть судачат, мне все равно! У себя дома, на своей земле, я вправе делать то, что хочу!

– Не сердитесь, Эдмон. Я с большой теплотой отношусь к вашей подопечной, она мне как внучка, однако в ваших интересах в конце концов принять более приемлемое решение. Я предлагаю вам отправить Амелию в Коньяк вместе с ребенком. Рано или поздно она встретит мужчину, который женится на ней, а вы через несколько лет сможете снова сочетаться браком и стать отцом, у вас будет кровный наследник.

– Боже, в вас нет ни капли жалости, тетя!

– Ах, вы больше не зовете меня Нани?

– Нет, я зол на вас. Я хочу, чтобы вы знали: пока все будет как прежде. Моя скорбь о Софи безмерна. Мы четырнадцать лет прожили в браке. У Софи были свои недостатки, у меня – свои, но мы были счастливой парой. Нас связывала крепкая дружба и чрезмерное увлечение чувственными наслаждениями. Простите, если это шокирует вас… Нет, пока баронессе де Файрлик комфортно в Бельвю, все будет по-прежнему. Я говорил с прислугой: Амелия покорила их, она показала себя прекрасной хозяйкой.

Видя, как огорчилась тетя Каролина, Эдмон немного смягчился. Он заметил, как она, вся дрожа, вытерла слезу.

– Нани, мне нужно было объясниться с вами. Я уверен, что, советуя мне совершить невозможное, вы считаете, что поступаете как можно лучше, но умоляю вас: давайте отныне довольствоваться разговорами о виноградниках, лошадях и погоде.

Каролина слабым голосом спросила:

– Значит, ужинать вы будете в особняке, племянник?

– Да, Нани, потому что я люблю вас, как родную мать.

Успокоившись, пожилая дама удовлетворенно вздохнула. Буря миновала. В ближайшие месяцы в поместье Бельвю все будет по-прежнему.

В четыре часа пополудни Амелия гуляла с сыном в парке. Тенистая листва дарила приятную прохладу. Ребенок послушно держал мать за руку, с восхищением прислушиваясь к пению несметного количества пташек, сидящих на ветках высоких деревьев.

– Ты устал, Эмманюэль? – спросила Амелия.

Малыш громко выкрикнул «нет», за которым последовал тихий смех. В следующее мгновение он отпустил руку матери и бросился бежать меж деревьев.