Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

Мартовский Петербург встретил графа Ефимовского слякотью, сыростью и холодным ветром, пронизывающим до костей. Утомлённый долгой дорогой, изрядно промёрзший Ефимовский был рад оказаться в своём доме на Английской набережной, где его ждали сытный ужин и тёплая постель.　

Но прежде чем вкусить маленькие радости жизни, Андрей написал записку Анненкову, в которой извещал его о своём возвращении в столицу и просил принять его на следующий день, ежели это будет удобно. Борис Александрович не стал утруждать себя ответом, а поутру явился в дом Ефимовского, нисколько не сомневаясь, что ему будет оказан самый тёплый приём. При встрече Андрей испытывал смешанные чувства. Он привык считать Анненкова другом, полагал, что между ними нет и не может быть никаких тайн и недомолвок, но, как оказалось, глубоко заблуждался в слепой преданности давней дружбе. Его всё ещё мучила обида из-за того, что ему выказали недоверие.　

Ефимовский изо всех сил старался не показать, сколь сильно задето его самолюбие, но, будучи совершенно неспособным претворяться, так и не сумел скрыть некой холодности. Он сам просил Бориса о встрече, но вот ныне, когда все слова приветствий были сказаны, не знал с чего начать разговор. Само собой он не собирался начинать свою речь с упрёков и обвинений, но ему было необходимо понять, отчего Николай посвятил в свои намерения именно Анненкова.　

Молчание Андрея чересчур затянулось, и Борис, догадываясь, о чём тот желал говорить, первым начал беседу, которая могла закончиться, как полным примирением, так и серьёзной размолвкой.　

Анненков слыл опытным дипломатом и, наверное, именно потому ему не раз предлагали представлять интересы Российской империи заграницей, но Борис всегда отказывался от столь высокой чести, хотя довольно часто и охотно оказывал услуги подобного рода в частной жизни, принимая у себя послов и консулов иностранных держав. Используя весь свой дипломатический дар, он осторожно начал беседу, желая убедиться в верности своих подозрений:　

— Боюсь даже предположить, чем вызван столь скорый твой приезд из Варшавы, хотя должен заметить, что рад твоему возвращению, — он чуть заметно улыбнулся, устраиваясь в кресле поудобнее.　

— Я встретил Куташева, — без всяких предисловий ответил Андрей, присаживаясь на край письменного стола и складывая руки на груди.　

— Я предполагал, что такое возможно, — вздохнул Борис. — Ну, и как ты его нашёл? Он оправился от ранения?　

— Вполне, хотя некоторые следы болезни всё ещё заметны, — мрачно отозвался Ефимовский. — Ты не находишь, что задуманная им авантюра совершенно дурного толка? Это уже не шутка и не шалость, — раздражённо продолжил он. — И меня крайне удивляет, что, будучи посвящённым, ты продолжал разыгрывать передо мной роль неутешного друга.　

— Не знаю, что и сказать в своё оправдание, — ответил Борис с мягкой извиняющейся улыбкой на устах. — Ты позволишь? — Он устремил взгляд светло-голубых глаз на графа, доставая из кармана сюртука трубку и кисет, что свидетельствовало о сильном душевном волнении.　

Андрей молча кивнул. Пока Анненков набивал и раскуривал трубку, они оба молчали. Откинувшись на спинку кресла, Борис закрыл глаза, выпустил колечко дыма и только после того заговорил.　

— Когда Nicolas поведал мне свой сумасшедший замысел, я был точно также возмущён им, как ты теперь, но он сумел меня убедить, что иного выхода не существует. Конечно, он мог бы мириться с тем, что ты прелюбодействуешь с его женой и закрыть на это глаза, но Марья Филипповна не считала нужным скрывать свою сердечную склонность к тебе, и рано или поздно ваша aventure amoureuse {любовная интрижка), стала бы всеобщим достоянием. Тогда он вынужден был бы принять некоторые меры, защищающие его честь и достоинство, либо смириться со званием рогоносца.　

Ефимовский закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда Борис только начал свою речь и прямо заговорил о преступной связи Андрея и княгини Куташевой, граф хотел возразить, но спокойный ровный тон, коим говорил Анненков, не осуждая и не порицая, заставил его подавить в себе слова возражения и дослушать до конца. Конечно, Борис был прав во всём, и Андрей невольно представил себя в двадцати шагах от Николая с пистолетом в руке. Ефимовский вздрогнул, отогнав видение. Он совершенно уверенно мог сказать, что, будучи виновным во всём, не осмелился бы выстрелить и скорее всего был бы убит, потому как Nicolas всегда отменно стрелял и вряд ли промахнулся бы со столь небольшого расстояния, ежели только нарочно.　

Потому как побледнело лицо Андрея, Анненков тотчас догадался о тех мыслях, что посетили его растерянного друга.　

— Один из вас должен был отступиться, — тихо промолвил он, с досадой глядя на погасшую трубку. — Даже ежели бы ты смог обуздать свои чувства и отказаться от Мари, то несчастными стали бы вы все трое…　

— Желаешь сказать, что он только ради меня затеял всё это? — Ефимовский недоверчиво усмехнулся.　

— Не только. Полагаю, Nicolas предвидел катастрофу, которой закончился бы его брак с Мари, а потому решил, что его "смерть" разом разрешит все возникшие затруднения. Мы долго говорили обо всём накануне его отъезда в Европу.　

— Я не могу жениться на ей, — глядя невидящим взглядом поверх головы Анненкова на портрет своего отца на стене, отозвался Андрей. — Зная, что её муж жив, я не могу… это преступно, Mon cher ami.　

— Безусловно, только тебе принимать решение, — Борис покачал головой, — и тебе придётся сказать Мари, что ты отказываешься от неё.　

— Я не отказываюсь, — горячо возразил Андрей. — Мои чувства к Марье Филипповне нисколько не изменились, но надобно, дабы всё совершилось законным путём, без подлога и обмана.　

— Ты говоришь о разводе? — Огорчённо спросил Анненков.　

Андрей кивнул:　

— У меня было время подумать. Надобно подать прошение в Синод и…　

— И попутно обличить во лжи уважаемого человека Генриха Карловича Хоффманна, раскрыть доверенную тебе Куташевым тайну и выставить на всеобщее посмешище женщину, которую, как ты сам только что утверждал, любишь всем сердцем, — перебил его Борис.　

— Я не вижу иного выхода, — Ефимовский тяжело вздохнул, — и не думаю, что разразиться скандал.　

— Сколько раз тебе самому доводилось выслушивать сплетни о покинутых жёнах, мужья, которые предпочли в открытую жить со своими любовницами? Ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь пожалел несчастных женщин? Нет, они всегда подвергались насмешкам и порицанию, молва искала в них изъяны, не думая, что вся их беда состояла лишь в том, что они вышли замуж за презренное ничтожество, которое считало возможным попирать священные обеты, произнесённые перед лицом Всевышнего у алтаря. Неужели ты думаешь, что это общество пощадит княгиню Куташеву? Дело с разводом может затянуться на долгие годы и служить бесконечным источником пищи для сплетников. Такой участи ты желаешь для той, которую любишь? Ты думаешь, что способен оградить её?