Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

— Письмо от Серёжи нынче утром доставили, — радостно улыбнулась Елена Андреевна. — Пишет, что на будущей седмице приедет.

— Я рада, — выдавила мученическую улыбку Марья.

Она, безусловно, соскучилась по брату, но ныне его приезд был как нельзя некстати. Серж всегда подмечал малейшие перемены в её настроении, и то, что ей удавалось скрывать от матери, от брата вряд ли удастся утаить.

— Мари, ты взяла бы Прокопыча да и съездила к Калитиным, — опустила ресницы Елена Андреевна. — Василий Андреевич всегда к тебе благоволил.

— Зачем? — тихо обронила Марья, уже догадываясь, что речь вновь пойдёт о деньгах. — Сержу снова нужны деньги? — удручённо спросила она. — Он мог бы не позволять себе подобные траты, зная, сколь мы стеснены в средствах, — не сдержавшись, добавила она.

— Ах! Ну, как ты можешь такое о брате говорить?! — поджала губы Елена Андреевна. — Ты же понимаешь, что он должен соответствовать своему положению, а где же денег взять, коли жалованье сущие гроши платят.

— Bien, maman (Хорошо, мама), я съезжу к дядюшке, но ручаться могу, что денег он более не даст, — встала из-за стола Марья, намереваясь пойти переодеться в дорогу.

— Ты уж попроси его, — умоляюще взглянула на дочь, Елена Андреевна. — Бог знает, отчего Василь так любит тебя, он тебе не откажет.

Марья кивнула и пошла к себе. Ехать к Калитиным не хотелось, унизительно было просить денег, выдумывая правдоподобную причину, по которой они понадобились. Вне всякого сомнения, Василий Андреевич всегда знал, зачем нужны деньги, но всякий раз делал вид, что верит всему, что она говорит.

Mademoiselle Ракитина долго вертелась перед зеркалом, примеряя шляпку. Ленты, что удерживали ту на голове, имели весьма потрёпанный вид, и как бы она не завязывала бант, всё равно становились виды обтрёпанные поизносившиеся концы. Разозлившись, Марья сдёрнула её с головы и бросила в кресло. Настёна подала ей другую, ту, что когда-то купил князь Урусов, и которую она ни разу так и не надевала. Вздохнув, Марья водрузила её на голову и, не глядя более в зеркало, завязала ленты под подбородком. Шляпка напомнила ей о холодном презрении, что вчера плескалось в глазах князя при взгляде на неё. Оставалось только надеяться, что Илья Сергеевич не попадётся ей нынче по дороге, а ежели и встретится, то не вспомнит о злосчастной шляпке.

После полудня стало довольно жарко. Небольшая каурая лошадка медленно плелась по дороге, и как её не погонял Прокопыч, не желала двигаться быстрее. Дорога вилась серою пыльною лентой. Несмотря на то, что ночью прошёл довольно сильный ливень, сбивший почти весь цвет чубушника в саду, к полудню земля вновь просохла, только кое-где оставались грязные лужи в тех местах, где колеи были наиболее глубокими. Колесо коляски попало в одну такую выбоину, послышался неприятный сухой треск. Витиевато выругавшись, Прокопыч натянул вожжи, останавливая экипаж. Старик слез с козел, обошёл кругом коляску и, крякнув, нагнулся, заглядывая по днище. Задняя ось треснула и готова была вот-вот переломиться.

— Приехали, барышня, — вздохнул он. — Далее никак нельзя. Ось поломалась, — подал он руку Марье Филипповне. Mademoiselle Ракитина выбралась на дорогу.

Ближайшая усадьба принадлежала Урусовым. Впереди в саженях десяти, дорога разветвлялась на две и более узкая, из них как раз вела в Овсянки.

Тяжело вздохнув, Марья Филипповна, подобрала юбки и побрела просить о помощи. "Во истину, приключившаяся поломка — насмешка судьбы", — рассуждала Марья, медленно шагая по дороге. Широкие поля шляпки защищали лицо от палящих солнечных лучей, но это не приносило облегчения, на лбу и над верхней губой выступила испарина, кружево, окаймляющее вырез платья, раздражало нежную кожу, саднящей болью напомнила о себе вчерашняя мозоль на пятке.

Когда Марья достигла, наконец, ворот, за которыми начиналась подъездная аллея к особняку Урусовых, она совершенно выбилась из сил. В горле пересохло, казалось, что дорожная пыль покрывала её с головы до ног, она чувствовала себя грязной и липкой, а ещё нестерпимо хотелось пить. Привратник открыл ей калитку и пропустил на территорию усадьбы. В тени парковых деревьев, окаймлявших аллею, дышалось куда легче, и девушка прибавила шагу. Дворецкий приветливо улыбнулся ей и широко распахнул двери в просторный вестибюль, где, благодаря спущенным портьерам, царили полумрак и прохлада.

Пока дворецкий ходил с докладом, Марья Филипповна торопливо сняла шляпку и вручила её подбежавшему лакею. Остановившись перед большим в полный рост венецианским зеркалом, девушка расправила складки на платье, поправила чуть растрепавшиеся локоны и постаралась придать себе непринуждённый вид, улыбнувшись своему отражению приветливой улыбкой.

Дворецкий вскоре воротился и попросил её следовать за ним. Марья Филипповна, про себя молилась, чтобы Ильи Сергеевича не оказалось дома и ожидала, что её проводят в гостиную, но слуга, пройдя через комнату, где обычно Урусовы принимали гостей, распахнул перед ней двери в кабинет хозяина поместья, после поклонился и исчез, плотно закрыв обе створки.

— Марья Филипповна, какая честь видеть вас у себя, — приветствовал её Илья Сергеевич, намеренно склонившись в насмешливом поклоне, словно перед особой королевской крови.

— Простите за вторжение, ваше сиятельство, — постаралась удержать на лице улыбку, что так тщательно репетировала перед зеркалом, Марья. — Я ехала к Калитиным, да у коляски ось треснула неподалёку от Овсянок.

Урусов дотянулся до колокольчика и позвонил. Тотчас явился лакей, да столь поспешно, будто стоял за дверью и только того и ждал, чтобы барин его позвал.

— Скажи, что я велел людей на дорогу отправить. Пусть коляску сюда доставят, — произнёс он, отпустив прислугу взмахом руки.

В комнате повисла тягостная тишина. Марья, стоя у дверей, не решалась пройти дальше без приглашения, а Илья Сергеевич не торопился предложить ей присесть. Облизав пересохшие губы, девушка уставилась в окно, кожей ощущая его пристальный взгляд.

— Присядьте, — тоном, каким обыкновенной отдают приказы, а не произносят просьбы, обронил он.

Марья Филипповна чуть поморщилась, но поспешила воспользоваться возможностью сесть в кресло, потому как нога ужасно болела. Вздох облегчения сорвался с её губ, когда она опустилась в твёрдое вольтеровское кресло с прямой спинкой. Илья Сергеевич вновь позвонил и распорядился, чтобы принесли холодного квасу. Князь дождался, когда его гостья утолит жажду и только после этого заговорил.

— Марья Филипповна, мне известно, что невысокого мнения обо мне, но позвольте вас заверить, что о том, что случилось вчера, никто не узнает.

— Благодарю вас, — залилась пунцовым румянцем mademoiselle Ракитина.