Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

– Этот закон – наш позор, – сказала Лили, думая о тех детях, что приходили в агентство вместе со своими матерями. Какие они были все худые и напуганные. И боялись они не зря.

– Так и есть. И с тех пор, как примерно неделю назад я обнаружил, что у меня есть совесть, меня не оставляет желание сделать этот мир лучше. К примеру, добиться запрета на тяжелый детский труд. Если с помощью титула нельзя ничего изменить, то зачем он вообще нужен?

– Чтобы как можно дольше ничего не менять – вот что ответили бы вам другие герцоги. Тех, кто с вами не согласен, среди английской аристократии гораздо больше, чем тех, кто разделяет ваши взгляды.

Одна из бровей его взмыла вверх: та самая, что отвечала за выражение надменной самоуверенности.

– Меня больше чем устраивает тот факт, что я не такой, как все, – чеканя слова, сказал герцог, глядя ей прямо в глаза.

Что это было? Репетиция выступления в парламенте? Декларация о готовности бросить вызов обществу?

Как бы там ни было, Лили имела желание высказаться. И чувствовала в себе готовность это желание осуществить. Даже если ее мнения никто не спрашивал.

– Да, вы не такой как все, – не скрывая иронии, согласилась с ним она, – но если вас все и так устраивает, зачем вам учиться играть по их правилам?

Герцог потягивал чай и улыбался, глядя на нее.

– К слову, о тех, других, на нас непохожих, – проговорил он и наклонился вперед, чтобы поставить чашку на стол. – Мисс Блейк… Можно ли назвать ее типичной юной леди из высшего общества?

Судя по кислому выражению его лица, мисс Блейк герцогу не понравилась, и это не могло не радовать Лили.

– Не знаю. Я не могу похвастать обширными знакомствами в высшем обществе. – Смерть отца, оставившего семью без средств, положила конец хлебосольным приемам. Гордость не позволяла им ходить по гостям, и вскоре прежние знакомые просто забыли об их существовании. Но и пока был жив отец, Лили не выезжала в столицу во время сезона, а окрестные помещики не обладали высокими титулами – и, разумеется, не принадлежали к высшему свету.

– Бедняжка не может выразить ни одной мысли, если, конечно, допустить, что мысли водятся у нее в голове, и не может закончить ни одного предложения. Вместо точек у нее глупые смешки. – Герцог проникновенно посмотрел Лили в глаза. – Как хорошо, что вы не такая, мисс Лили!

«Как хорошо, что я при нем не смеюсь», – подумала Лили, вспомнив, как они с Аннабель хохотали до упаду, едва умудряясь вставить пару слов между приступами смеха. Но он не знал ее с этой стороны. Лили очень хотелось верить в то, что он видит ее такой, какой ей хотелось: серьезной, принципиальной, последовательной в мыслях и поступках и совсем не влюбчивой. Хотя, он, наверное, все-таки чувствует, что она к нему неравнодушна. Но ведь она еще не потеряла голову? Значит, еще не все потеряно.

– Пожалуй, я разрешу вам с Роуз сходить к миссис Портер без меня, – продолжил герцог, выгнув бровь. – Мне бы не хотелось никоим образом обременять мисс Блейк. Самый простой выбор требует от нее неимоверных усилий, и потому вести с ней светскую беседу просто опасно. Что, если ее рассудок не выдержит напряжения?

– Зато рассудок вашего приятеля мистера Смитфилда выдержит все, что угодно. Его осведомленности позавидует даже энциклопедический словарь. На любой вопрос у него есть готовый ответ, и никаких ненужных сомнений. Беседовать с ним – одно удовольствие. – Лили поставила чашку на приставной столик. – Вы давно с ним дружите?

Герцог встал и отошел к окну, предоставляя Лили возможность полюбоваться его мускулистой спиной и тем, что ниже. До сих пор мужские ягодицы совершенно ее не интересовали, но как они могли не привлечь к себе внимание, если находились как раз на уровне ее глаз?

И к чему лукавить, его мускулистые ягодицы были во всех смыслах достойным объектом любования, и Лили вдруг ужасно захотелось захихикать при мысли о том, какое бы у герцога сделалось лицо, если бы он узнал, о чем она сейчас думает. Что, если взять и сказать: «Ваша светлость, вы необычайно хорошо смотритесь с этого ракурса». Лили чуть было не решилась на рискованный эксперимент, но герцог заговорил первым. Может, оно и к лучшему. Кто его знает, чем бы обернулся для нее этот странный поступок.

– Мистер Смитфилд – мой лучший друг, – сквозь зубы процедил герцог. – Я рад, что вам понравилось его общество.

– Мистер Смитфилд рассказывал мне о том, что владеет корабельной компанией и не считает зазорным зарабатывать деньги, несмотря на знатное происхождение, – зачем-то сказала Лили. Она не провинилась перед герцогом, и оправдываться ей было ни к чему. И потом, разве ей запрещено вести светские беседы с тем, кто сидит рядом за столом? – И еще он любезно поинтересовался, нравится ли мне здесь, и спросил о том, где и кем я работала раньше.

Герцог развернулся к ней лицом, и хотя Лили было немного жаль, что его мускулистые ягодицы исчезли из поля ее зрения, вид герцога спереди был ничем не хуже вида сзади.

– А вам здесь нравится?

«Больше, чем я того заслуживаю. Больше, чем следует».

– Конечно, – ответила Лили, вставая. – Мне нравится проводить время с мисс Роуз и…

– И со мной? – подсказал герцог и шагнул к ней.

Вот это уже опасно. Рискованно.

Но не она ли всего несколько дней назад убеждала себя в том, что жизнь порой заставляет рисковать. И потому Лили шагнула ему навстречу, не пытаясь предугадать, что может произойти, но точно зная: все, что произойдет, будет на ее совести.

Чего Маркус совсем не ожидал, так это такой стремительной капитуляции. Не то чтобы он был разочарован столь легкой победой: тело его, вернее один конкретный орган, от радости был готов подпрыгнуть до потолка.

Маркус не стал ломаться и взял то, что она ему предложила. Отказывать леди – не в его правилах. Но даже без подачи с ее стороны он все равно бы заставил ее замолчать, закрыв ее рот поцелуем. Он не хотел слышать больше ни слова о Смитфилде. Он не хотел, чтобы она думала о Смитфилде. Он не хотел, чтобы она думала о ком-то или о чем-то другом. Он, только он, Маркус, должен для нее существовать. По крайней мере, в эту конкретную минуту. Хотя сам по себе поцелуй не мог гарантировать результат – Маркус не был уверен в том, что он хорошо целуется, – он верил, что раз он сам может сейчас думать только о ней, она тоже может думать только о нем.

Следовательно, у него не возникло мыслей о том, что она может отвесить ему пощечину за наглость.

Лили обняла его за шею, а потом обхватила его голову ладонями. И риск получить от нее пощечину свелся к нулю.

Маркус не любил беседовать стоя, и целоваться стоя было тоже как-то не с руки. Он бы с радостью принял горизонтальное положение, для чего следовало переместиться из кабинета в спальню, но высказываться в этом духе, когда они всего-то минуту назад приступили к поцелуям, Маркус опасался, оценивая риск получить от нее пощечину как неоправданно высокий.