Энни Уэст - Самая непокорная жена

Несмотря на охватившую его злость, он почувствовал прилив желания при мысли о том, чтобы соблазнить Жизлан.

Впервые с тех пор, как он с ней познакомился, она утратила дар речи. И это ему понравилось.

– Если вы отпустите меня…

– Тогда что? Вы продолжите свою прогулку? Думаю, что это плохая идея.

Он вдохнул исходящий от нее запах меда, уже хорошо знакомый ему, и внезапно его злость сменилась бешеной яростью.

– Какого черта вы полезли по этой стене? Вы могли упасть и разбиться насмерть!

Он не мог поверить, когда ему доложили об этом. Но стражник на угловой башне был одним из лучших людей Селима, и он своими глазами видел, как эти две женщины спускались по стене.

Это потрясло его – то, что эти женщины так боялись его, что готовы были рискнуть своими жизнями.

Но нет, они боялись не его. Они боялись принести себя в жертву ради интересов своей страны и лишиться возможности жить в приятной праздности.

– Вы опасались, что вас обвинят в этом? – презрительно сказала Жизлан, приподняв бровь.

– Я опасался, что вы могли сломать свою хорошенькую шейку. – Он глубоко вздохнул и почувствовал упоительный аромат женского тела, смешанный с запахом пыли и пота. – Вы могли убить и свою сестру, или вам это не приходило в голову, потому что вы были слишком заняты тем, чтобы настоять на своем?

– Не притворяйтесь, что вас хоть сколько-нибудь волнует благополучие Мины или мое, – сказала она. Он чувствовал, как ее тело сотрясала дрожь, но она стояла, гордо выпрямившись, и ее глаза горели негодованием. – Вас беспокоило лишь то, что вам пришлось бы отскребать наши останки от скалы, а потом объяснять, почему мы решили спасаться бегством.

Хусейн сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Потом еще один, и еще. Он привык, что окружающие либо слушаются его, либо выражают благодарность за то, что он сделал для них.

Он давно уже не сталкивался с сопротивлением. С тех самых пор, когда был тощим подростком, которого отец из милости снабжал пищей и крышей над головой.

Хусейн с трудом подавил желание перекинуть ее через колено и отшлепать. Это немного успокоило бы его, но ее подвигло бы на еще большие безрассудства. Она понятия не имела, насколько ей повезло жить в безопасности и дворцовой роскоши.

– Если вы хотите узнать, что такое по-настоящему бояться за свою жизнь, поезжайте в мою провинцию и поселитесь в одной из приграничных деревень. Люди эмира нападут на нее в первую очередь, когда начнут войну с Джейрутом. Тогда вы узнаете, что такое настоящий ужас.

Его голос сделался мрачным от нахлынувших воспоминаний. От воспоминаний о том, как однажды он прибыл слишком поздно, чтобы отразить одну из атак. И от еще более ранних воспоминаний о том, как он ребенком смог чудом спастись во время налета, в котором погибла его мать.

– Я прошу отпустить меня, пожалуйста, – тихо сказала Жизлан. – Я должна вернуться к сестре. Она, должно быть, уже беспокоится.

Хусейн медленно убрал руки с ее плеч, удивленный тем, что ему не хочется отпускать ее. От нее же были одни лишь неприятности. И все же…

– Вашу сестру в настоящий момент провожают в ее комнату. Вежливо и с исключительной предупредительностью, разумеется.

Жизлан коротко кивнула:

– Разумеется. Я должна пойти повидать ее.

Хусейн боялся отпустить ее. Он должен был быть уверен, что она не станет больше пытаться сбежать, рискуя жизнью.

– Мне нужно ваше слово, что вы больше не попытаетесь сбежать.

Она коротко рассмеялась:

– Не вижу причин давать вам такое обещание.

– Либо вы дадите мне слово, либо я поставлю часовых прямо в ваших спальнях.

Ее глаза сузились.

– Вы и вправду играете не по правилам, – с презрением сказала она.

– Я не играю, миледи. Я совершенно серьезен. Чем раньше вы поймете, что жизнь не игра, тем легче вам станет жить.

Она серьезно посмотрела на него.

– Мне не довелось воспринимать жизнь как игру, – холодно и жестко сказала она. – А чем скорее вы осознаете, что я не безмозглая марионетка, которую вы можете использовать для достижения своих целей, тем легче будет вам. Вмешательство в жизни других людей влечет за собой определенные последствия, которые вам могут не понравиться.

В ее голосе не было бравады, но Хусейн услышал в ее словах угрозу. Неужели она считает, что он побоится связать с ней свою жизнь, потому что она была особой голубых кровей, а он – простым солдатом?

– Я готов рискнуть.

– И вы поверите мне на слово, если я скажу, что не попытаюсь сбежать? – недоверчиво спросила Жизлан.

– В данных обстоятельствах поверю.

Он не стал говорить ей о своей уверенности в том, что при всей своей избалованности и своеволии принцесса Жизлан обладала чувством чести, которое заставило бы ее держать данное слово.

– В таком случае даю вам слово. До завтрашнего утра.

Она прямо смотрела ему в глаза, не желая сдаваться.

Она, безусловно, потерпит поражение. Но он не хотел при этом сломить ее силу духа. Несмотря на ее способность приводить его в ярость, он уважал в ней эту черту.

Он жестом предложил ей следовать впереди него по узкой тропинке, которая вела к главному входу во дворец. Жизлан повернулась и молча пошла вперед, высоко подняв голову.

Хусейн заставил себя отвести взгляд от стройной, изящной фигурки этой невозможной женщины. Он попытался сосредоточиться на прерванных ночных переговорах, но это оказалось очень сложно. Сложнее, чем он ожидал.

Жизлан шла по проходу, ведущему к конюшням. На ней были элегантные лакированные черные туфельки на высоких каблуках, которые добавляли ей несколько дюймов роста. После бессонной ночи ей требовалось все ее хладнокровие для встречи с Хусейном аль-Рашидом.

Она по-прежнему ненавидела его. Его поведение было мерзким, а планы – возмутительными.

Он рвался к власти, был эгоистичным и грубым, и тем не менее, когда прошлой ночью он говорил о страхе, его убежденность и искренность произвели на нее впечатление. Так же, как и то, что он поверил ее слову. Прошлой ночью ни в их спальнях, ни в коридоре не было стражников, и Мина все еще мирно спала в своей кровати. За это Жизлан была благодарна ему.

Она поправила пиджак своего красного костюма, который надела для храбрости. Еще одна уловка, которая могла помочь ей в самых сложных переговорах в ее жизни.

Если только он не передумал. У нее еще оставалась слабая надежда. Было уже больше девяти часов утра, но он не появился в кабинете ее отца, чтобы потребовать у нее ответа. Очевидно, он был слишком занят на конюшне. Может быть, ему, в конце концов, не нужен этот брак?

Жизлан прижала руку к сердцу, которое бешено колотилось в груди. Она не питала иллюзий. Шансы, что он изменил свое решение, были минимальными. Скорее всего, он задержался на конюшне, чтобы поставить ее на место и показать, как мало она значит для него.